Бюллетень. Номер восьмой.

Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

День памяти А.Ф. Лосева: К 20-летию кончины (торжественное заседание 24 мая 2008 г.). Страница 10.

Стр.:[1], [2], [3], [4], [5], [6], [7], [8], [9], 10, [11], [12], [13], [14], [15]

Е.А. Тахо-Годи: Я хотела бы попросить профессора Вадима Юрьевича Царева как автора цикла фильмов о русской философии и русской мысли сказать, какой у него за эти годы сложился образ Алексея Федоровича Лосева не только философский, но и кинематографический.

В.Ю. Царев: Здесь говорили о том, печально или радостно это событие – двадцать лет кончины Алексея Федоровича. Мне кажется, что оно тревожно, все-таки. По-моему, печаль и тревога как-то плохо совмещаются. Если бы у меня был выбор между печалью и тревогой, я выбрал бы тревогу: тревога – чувство деятельное для человека. Это первое.

Когда я выбирал персонажей для своих фильмов, я особым образом выделил для себя – не специально, не умственно, а чувственно, – Лосева. Сегодня выступающие выстраивали какие-то линии, какие-то цепочки, а Лосев мне виделся таким, каким должен быть философ, причем, – вне зависимости от того, страдал ли он (страдал, конечно!), радовался ли, тяжелой ли была его жизнь или легкой. Мне кажется, что привнесения в жизнь человека такого типа, такого склада, они – не первостепенны. В этой жизни есть какая-то заданность. И обстоятельства жизни в этой заданности могут что-то обменять местами, но не могут эту заданность заменить чем-то другим. Лосев был действительно философом, мудрецом, человеком сократического завета, потому что философия – это, конечно, никакая не наука. Это – особое существование. И Лосев был как раз человеком, для которого философия была существованием. В русской культуре были всякие мудрецы, многие мыслетворцы. Но очень много людей, которые словно отстранены от того, что они делали в области мысли, непонятным образом сочетали это со своей жизнью. Я думаю, что таким был, например, Владимир Соловьев. А бывает другая жизнь, в которой начала и концы собраны, – таким человеком был Лосев. И тревогу вызывал он во мне потому, что я видел, что вот жизнь, о которой нельзя сказать, что она – несостоявшаяся. Но даже в такой напряженной по делам жизни все оказывается незавершенным. Правда, идет сейчас работа по собиранию наследия, додумыванию (не уверен, можно ли сюда причислить собрания по поводу каждой главы «Диалектики мифа» – это что-то уже другое). Но собирание вместе, додумывание – это вступание на путь, по которому шел человек. Я повторю, что уже сказал однажды: не нужно вступать след в след за Лосевым, не нужно идти по его следам. Нужно искать то, что искал он. При этом надо понимать, что награды здесь не будет, в таком простом смысле этого слова, когда ты чего-то хотел и всего добился. Никогда ничего не добьешься, до конца никогда ничего не сделаешь – всегда все останется незавершенным. Еще сегодня утром ты – ребенок, и вот – ты уже старик. И даже большая жизнь, в этом смысле, – жизнь незавершенная. Поэтому, если можно, не нужно уповать на то, что ты служишь высшим силам. Не нужно уповать на то, что миссия, которую ты избрал – это правильная миссия, и она тебя выведет по кривой или по прямой. Нужно понимать, что каждое дело, которое ты делаешь, – это награда, которой нет. И надо довольствоваться тем, что сделано, но и быть готовым к той горечи, которую каждое дело содержит в силу своей незавершенности. Сколько бы у тебя ни было сил, как бы тебя не поддерживали, ты все равно одинок, и должен в своих делах уповать на это самостояние в деле: перед собой, перед близкими, перед высшими силами. (Аплодисменты).

Е.А. Тахо-Годи: Вадим Юрьевич на такую высоту нас поднял, что с нее как-то трудно спускаться, но все-таки я попробую вернуть нас к имени Владимира Соловьева. Ведь имя это прозвучало не случайно: это и первые философские книги, которые держал Алексей Федорович в своих руках, но это, можно сказать, и последняя книга в лосевской жизни, потому что изучение Владимира Соловьева началось в последние годы его жизни, разрешенное, а книга о Владимире Соловьева вышла после смерти Алексея Федоровича. Я думаю, что заместителю декана философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Алексею Павловичу Козыреву как одному из современных «соловьевоведов» есть, наверное, что сказать об Алексее Федоровиче как одном из последователей соловьевской философии всеединства.

А.П. Козырев: Я очень признателен за возможность выступить в этот день памяти, в день двадцатилетия кончины Алексея Федоровича. Очень признателен Азе Алибековне, что она с нами. И очень признателен за то, что имел возможность в этом году здесь представить свою книгу, посвященную Владимиру Соловьеву, «Соловьев и гностики», которая была написана во многом, благодаря Алексею Федоровичу Лосеву, благодаря тому, что, когда Лосев еще был жив, а я был студентом первого курса философского факультета Московского университета, я его книжку о Соловьеве прочел в библиотеке. Хотя я был студентом философского факультета, но имени Соловьева я ни разу не услышал на факультете.

Стр.:[1], [2], [3], [4], [5], [6], [7], [8], [9], 10, [11], [12], [13], [14], [15]

• Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

• Содержание бюллетеня