Бюллетень. Выпуск пятнадцатый. Из архива

А. Ф. Лосев. «Логика чистого познания» Г. Когена и неоплатонизм

начало §8 §9 §10 §11 §12 §13 §14 окончание

15. Детали учения о числе

Итак, по Когену, время первоначальнее числа. Время порождает то, чего нет в чистой мысли как таковой, т. е. порождает особое единство и единства, которые суть одинаково и множественности. Это приводит Когена к следующему рассуждению. Если время есть условие числа, то оно не может считаться чем-то условным и только наносящим ущерб чистому числу. Ему принадлежит особая функция, которая легко уяснится, как только мы вспомним, что оно делает понятным то, что без него осталось бы совершенно противоречивым. Необученный и обученный человек — есть ли нечто одно или разное? «Во времени фактически приуготовляется разрешение противоречия, а именно — в предвосхищении атрибута обученности». Время делает понятным совмещение того и другого в одном человеке. И этим и создается искомая нами различность как некая определенная содержательность. Не состояния и не последовательность состояний играют тут главную роль, так как состояние вообще не есть что-нибудь первоначальное. Но именно множественность, возможность двух разных человек, определяет собою искомую содержательность, так что при помощи числа время и порождает и примиряет противоречие в сфере содержательности[88]. В связи с этим различность не может трактоваться как категория. Категорией является именно множественность и, прежде всего, в качестве числа. Категорией является и противоречие (Widerspruch), лежащее в основе времени и в нем примиряемое. Различность же есть уже содержание, которое зависит от того или иного конкретного наполнения и потому оказывается не категорий, но проблемой. В ней мы находим уже не противоречия, но — противоположности (Gegensatz); и эта противоположность, обладая содержательной природой, также не есть категория, но — проблема[89].

Число, таким образом, есть, по Когену, нечто, я бы сказал, среднее между временем и понятием («реальностью»). Число ведь начинается не в сфере множественности, но уже в сфере «реальности». Именно, там мы находим бесконечно-малое, которое есть не что иное, как происхождение числа. Правда, это — не само число, но — происхождение числа. Там, в «реальности», единство обладает абсолютным характером, в то время как здесь, в числе, оно есть, как мы видели, единство множественности. Если мы имеем готовую содержательность, то стоит только стянуть ее до противоположности, т. е. превратить в противоположность (Gegensatz) и, далее, в противопоставление (Gegenstellung), чтобы получить числовую множественность. Поставление в ряд создает противоположности и вместе с тем место каждого момента в общей множественности. Эта раздельность (Sonderheit) необходимо принадлежит множественности, и это есть то, что заставляет число создавать дискретность (Diskretion)[90]. При помощи числа отдельные моменты вещи разделяются и удаляются друг от друга. Из этой раздельности (Sonderheit) вытекает приведение в порядок (Zuordnung), и отсюда и — множественность. Множественность и есть эта активно-смысловая разделенность (Ersonderung) [91]. Что такая дискретность числа не противоречит его непрерывности, ясно из того, что ни дискретность не может существовать сама по себе, вне непрерывности, так как она была бы в этом случае лишена самого главного, — принципа происхождения, ни непрерывность без дискретности, так как она не была бы тогда реальностью. Непрерывность вносит еще более основательную дискретность, чем это могла бы сделать последняя. Проблема множественности, следовательно, объемлет как учение о дискретности, так и учение о непрерывности[92]. Непрерывность есть свойство самого принципа происхождения; оно, стало быть, раньше числа и коренится еще в понятии бесконечно-малого. Однако, переходя в сферу числа, эта непрерывность рассматривается уже с точки зрения конечного числа. «В методе бесконечно-малых x, как конечное число, предполагается уже во множественности, так как этому x примышляется переменность. В том и состоит различие x и A, равно как и x и 1, что в x, раз оно есть определимость, по этому самому примышляется переменность. А это есть алгебраическое понятие множественности. Так в переменности снова проявляется принцип антиципации времени. Она всегда есть множественность, которая в противопоставлении элементов порождает это последнее в качестве противоположностей и потому в качестве содержания. Она есть цель, которой служило время и которой служило число, — именно цель порождения содержания. Содержание и образует собственную проблему. Проблемы различности и противоположности имеют значение только средства и путей приведения содержания к рождению»[93].

Итак, число есть принцип единства множественности. С этой точки зрения единичность (das Einzelne), по Когену, отнюдь не есть никакое единство; и, если мы не желаем впасть в психологию ощущений и хотим единичность рассматривать как чистое мышление, то надо будет сказать, что она относится всецело к сфере множественности, не будучи никаким видом единства. Это — особая проблема, которую надо решать особо. И во всяком случае нельзя думать, что проблема единичности противоречит вышеприведенным рассуждениям о единстве и множественности[94]. Также можно было бы видеть противоречие с вышеизложенным в проблеме единственности (Einzigkeit). Могут сказать, что единственность, как и единичность, не есть ни абсолютное единство, ни единство во множественности, ни какое-то особое единство. Однако, суждение единственности отнюдь не есть суждение простое. Оно — суждение объяснительное, так «единственный» значит «только один». Но такое содержание ничем особенно не отличается от суждений: «только два», «только три» и т. д. И значит, тут дело вовсе не в единстве и не в единичности, равно как и не во множественности. Ни проблему единичности, ни проблему единственности нельзя решить при помощи голого понятия числа. Это — особые проблемы, не числовые[95].

В заключение своего исследования «суждения множественности» Коген присоединяет несколько слов еще о двух понятиях, дополняющих характеристику множественности. Во-первых, это — понятие индукции, которую он понимает не как вывод из «известного количества случаев», но — чисто мыслительно, т. е. как то, что «множество вообще становится определимым». Благодаря этой индукции «для самой множественности возникает собственная и своеобразная данность, независимо от ее единств». Во-вторых, Коген привлекает понятие особности (Besonderheit), «образующей ту собственную ценность, которую множественность только предуготовляет». Особность Коген отличает от «раздельности дискреции» (Sonderheit der Diskretion), коррелируемой через непрерывность. Индуктивная ясность указывает на вид той связи, собственное значение которой впервые может придти к ясности [лишь] в борьбе путей исследования». Если раздельность множественности давало только принцип и задание, то индуктивная особность, специфичность, есть некое наполнение некоторыми связями, предполагающее уже новые логические операции[96]. По-видимому, Коген тут хочет указать на то, что особность в отличие от раздельности есть уже содержательность (выражаясь его собственным языком), хотя полной ясности в его кратких определениях добиться весьма трудно.

---

88 <...>

89 <...>

90 <...>

91 <...>

92 <...>

93 <...>

94 <...>

95 <...>

96 <...>

начало §8 §9 §10 §11 §12 §13 §14 окончание

К содержанию Бюллетеня

Из архива

Вы можете скачать Пятнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/