Бюллетень. Номер девятый. В.П. Троицкий. Семинар «Русская философия (традиция и современность)». Хроника: октябрь 2008 г. – апрель 2009 г.

Заседание № 48 (11 декабря 2008 г.). Страница 2.

Стр.:[1], 2

Из выступлений: 1. Открывшее вечер выступление В.П. Визгина было, в основном, посвящено ключевым темам творчества А.В. Михайлова, – герменевтике слова («он продолжал дело Дильтея на русской почве») и роли метафоры в познании: последовал развернутый комментарий к максиме «культура творится не слепо, но с полузакрытыми глазами», и разъяснение, что понимал Михайлов под «непременностью» языка философии. 2. О замечательных качествах А.В. Михайлова как ученого-труженика, его своего рода «сверхгерманстве» говорила далее Е.В. Иванова. Умение Михайлова сопрягать далекие явления культуры и видеть их единство можно показать на примере понимания нигилизма, которое исследователь проследил от Жан-Поля (Рихтера) с его «изничтожением» (Fernichtung) до Ницше и показал, как это «обезбожение мира» определяет заметные черты и свойства современной европейской культуры. 3. Самым интересным и загадочным в Александре Викторовиче, по мнению П.В. Палиевского, была сама его личность, и «немецкая» и «русская» одновременно: возможно, вот почему он представал перед нами «всегда с полузакрытыми глазами». Он как бы весь состоял из идей, он жил в чистой мысли и там растворялся (это – «немецкое»), но, вместе с тем, он вполне по-русски сопротивлялся рассудочным теориям, – докладчик проиллюстрировал эту позицию, цитируя басню И.И. Хемницера «Метафизик» и приведя случай с публикацией Михайлова о различении правды факта и эпической истины, оказавшейся решающей для выработки принципов нового издания полного собрания сочинений Л.Н. Толстого. 4. В свою очередь, А.В. Михайловский сначала поделился впечатлениями о лекциях Михайлова в Московской консерватории, посвященных Пиндару (это был наглядный опыт «скрещения» философии, филологии и музыки), а затем размышлял о двух линиях в истории немецкого духа, органически близких Михайлову-германисту: это линия Дильтей – Хайдеггер – Гадамер (философия, преодолевающая «системы») и Фридлендер – Курциус – Йегер (где в союзе филологии, философии и критики культуры было намечено движение «нового гуманизма»). 5. Далее Е.В. Иванова рассказала о драматической ситуации начала 1990-х годов, когда А.В. Михайлов стал неожиданно публиковаться в журнале «Наш современник» и оказался фактически в одиночестве между лагерями «либералов» и «консерваторов». 6. Присоединяясь к этому экскурсу в недавнюю отечественную историю, С.Г. Бочаров (ИМЛИ РАН) подчеркнул, что для А.В. Михайлова было чрезвычайно характерно ощущение катастрофы, укорененное в его общей концепции времени. В уже упомянутых консерваторских лекциях его, в частности, занимал яркий образ с гравюры П. Клее: здесь Ангел, несомый ветром истории в будущее, обращен к этому будущему спиной, а лицом – назад, в сторону покинутого Рая, и потому он созерцает перед собой только руины прошлого, сплошь только следы катастроф. Историю как «трагическую непоправимость», которую выразил Angelus Novus Клее, и видел Михайлов. 7. О важных уроках, ценных для исследователей русской философии, заговорил В.П. Троицкий, напомнивший о некоторых глубоких определениях и оценках, которые нашел А.В. Михайлов для характеристики творчества, к примеру, П.А. Флоренского («философ границы») или А.Ф. Лосева (три вида «философского молчания» у последнего). 8. Далее, по поручению А.А. Тахо-Годи, не смогшей присутствовать на вечере, Троицкий прочел отрывки из ее мемуарных заметок «Он старался расширить пространство… Вспоминая Александра Викторовича Михайлова» (опубл.: Студенческий меридиан, 2005, № 12). 9. Свою попытку формулировки самых дорогих, «заповедных» мыслей Михайлова, в форме нескольких тезисов, предложил слушателям С.А. Небольсин: 1) история народа в ее полноценном и завершенном воплощении есть слово народа (потому «Капитанская дочка» не в меньшей мере история, чем сама пугачевщина); 2) познание литературы: отдельное постижимо лишь в горизонтах целого; 3) подлинная история литературы – это не смена периодов, отменяющих друг друга, а отложение и срастание всех ее пластов, когда в каждом новом налицо его «осмос» со старым и предшествующим, а, возможно, есть и обратный «осмос»; 4) история художественной речи есть переход от ориентации на абсолют, заранее заданный творчеству, к прорастанию абсолютного в заведомо свободном слове и через заведомую свободу слова; 5) полноценная речь литературоведа (и культуролога) – это не операции с предустановленными и отграниченными друг от друга терминами, а вне-риторическое движение к понятиям, живо соотносимым, сопряженным друг с другом; 6) соотношение науки и знания – знание о литературе не исчерпывается наукой о ней, ибо литература знает себя и сама не хуже, чем наука; 7) теория литературы – она не исчерпывается трудами теоретиков литературы, теория литературы известна самой литературе и изложена в ней самой. Разумеется, этим построениям Михайлова можно найти и предшественников, и союзников, подчеркнул выступавший. 10. Завершая вечер, Л.И. Сазонова представила сигнальный экземпляр книги А.В. Михайлова «Методы и стили литературы», ею подготовленной к печати, и прокомментировала несколько эпизодов из ранней творческой биографии автора.

Стр.:[1], 2

• Заседание № 44 (9 октября 2008 г.)
• Заседание № 45 (24 октября 2008 г.)
• Заседание № 46 (13 ноября 2008 г.)
• Заседание № 47 (27 ноября 2008 г.)
• Заседание № 49 (25 декабря 2008 г.)
• Заседание № 50 (12 февраля 2009 г.)
• Заседание № 51 (24 февраля 2009 г.)
• Заседание № 52 (12 марта 2009 г.)
• Заседание № 53 (26 марта 2009 г.)
• Заседание № 54 (9 апреля 2009 г.)
• Заседание № 55 (23 апреля 2009 г.)

• Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева

• Содержание бюллетеня