6 | LOSEV-LIBRARY.RU

Бюллетень. Номер восьмой.

Наши публикации.

Милан Узелац (Сербия)

Каково предназначение философии?. Страница 6.

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], 6, [7]

Я не мог оставить без внимания и вопросы о судьбе того, что ошибочно называют музыкой ХХ века. Что происходит с «музыкой» в конце ХХ века? Что делать с «музыкантами», ряды которых возглавил Э. Варез, который после двух уроков музыки взялся дирижировать оперой и при этом отдавал предпочтение ударным и духовым инструментам. Как относится к тем «музыкантам», которые не добрались до окончания консерватории, но стали великанами музыкальной теории, вроде К.Х. Штокхаузена и Я. Ксенакиса?

Тогда появилось дополнение к «Философии музыки», еще одна небольшая книга, которая уже одним своим названием указывает на то что ХХ веком владеет тишина, что в ХХ веке образовалось пустое пространство, в котором нет места звукам музыки, – Horror musicae vacui.

У этой книги есть и подзаголовок – «Реквием для музыки и музыкантов второй половины ХХ века». Здесь я объяснил, что речь не может идти о некой новой музыке, речь вообще не может идти ни о какой музыке (поскольку музыка – по определению – есть гармония). Мы можем говорить только о эксперименте со звуками, что имеет свое значение в культуре, свой смысл, достойно уважения, и этими экспериментами не следует пренебрегать.

Как раз исследованиям в области возможностей звука, которые проводились, начиная от Шефера и Штокхаузена и до Ноно и Булеза, Шнитке и Губайдуллиной, мы должны быть благодарны, поскольку они показали огромную важность подобного подхода к природе звука. Я, правда, не вижу никакой разницы (благие цели и намерения указанных экспериментаторов я не принимаю сейчас во внимание) между сочинением «музыкальной композиции» и низкочастотными комбинациями звуков, воздействие которых разрушает человеческую психику и человеческий мозг. Дело в том, что здесь вообще не идет речь ни о какой новой парадигме, речь идет о терминологическом недоразумении, поскольку по некой инерции музыкой называют то, что музыкой не является, просто потому, что не был найден другой, адекватный явлению, термин.

В 2004 г. вышла книга под названием «Постклассическая эстетика». Это была третья по счету попытка осмысления фундаментальных вопросов эстетики, попытка ответа на вопрос о сути и смысле искусства. А вопрос этот заключался в следующем: что происходит с эстетикой и искусством после постмодерна? Ответ оказался разбросанным по трем эссе – о теории музыки Лосева, о знаменитой «Меланхолии» Дюрера и о тексте Николы Кузанского «De ludo globi».

Затем вышли из печати «Метафизика» и «Введение в философию», что было частью моего плана – написать для студентов Педагогического училища в Вршце, где я недолго преподавал, четыре небольших учебных пособия («Metaphysica generalis», «Metaphysica specialis», «Понятие и предмет философии» и «История философии»). Однако план немного треснул по швам при попытке кратко изложить историю философии.

Я страшно пожалел, что ввязался в эту историю. Нужно было просто перевести с немецкого какую-нибудь маленькую историю философии, но я не нашел ничего, что могло бы соответствовать моим представлениям о такой книге. Так и получилось, что вместо двухсот страниц общего объема только первая часть имела 320 страниц большого формата и название «История философии до Декарта». Первое время мне казалось, что для студентов этого вполне достаточно, тем более что в этом месте истории можно говорить о конце философии, поскольку с Ф. Суаресом метафизика достигла своей вершины, а все остальное – от Декарта и до сего дня – неразумение того, что есть философия. Но надо быть объективным. Пришлось написать вторую часть – «История философии от Декарта до Финка».

Разумеется, в истории философии, которую я написал, нет ничего оригинального, все это уже было сказано и до меня, и лучше меня. Если тут и присутствует нечто мое, то это способ изложения и новые связи. Мне кажется, что к плюсам этого подхода можно отнести отсутствие особой главы, посвященной русской философии, поскольку и Франк, и Шпет, и Карсавин, и Бердяев, и Вернадский, и Чижевский, и Флоренский и многие другие имеют свое законное место в контексте европейской философии.

Я бы хотел сказать, что все книги, которые я написал, являются исполнением моих желаний, которые возникли в юности, когда я сам был студентом. Эти желания возникли из поисков ориентиров в философии. Я искал книги, в которых бы были ответы на интересующие меня вопросы, но в то время мне не удалось их найти.

Правда, по иронии судьбы произошла не только смена генераций, но смена культурных кодов. Так что я больше не уверен, что новое поколение студентов интересует то, что когда-то интересовало меня. Тем не менее, «Метафизика» (1997; 2006) ставила перед собой цель проанализировать значения философских терминов в сербском языке. Это была попытка ответить на вопрос: может ли философия говорить на сербском языке?

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], 6, [7]







'







osd.ru




Instagram