Русская философия

В.С. Соловьев. Страница 4.

Стр.: [1], [2], [3], 4

Мысль Соловьева бросила вызов тому разделению, разъединению, которое в качестве изначального порока сопутствует процессам человеческой истории и культуры и, возможно, даже нарастает в них. Интеллектуальное просвещение разошлось с верой в абсолютные основания бытия, свобода оторвалась от истины как от своей положительной цели и увязла в области относительного, знание соответственно эмансипировалось от жизненного источника и замкнулось на постижении собственных законов; вплоть до враждебного противостояния разошлись исторические пути восточной и западной цивилизаций, в христианском мире произошел глубочайший вероисповедный раскол (схизма), национальное обособилось от вселенского, сословные и классовые интересы отмежевались от общечеловеческих.

С присущей ему духовной отвагой Соловьев ринулся соединять края образовавшейся трещины, цементируя ее примиряющей мыслью. В открытой им перспективе просвещению, поднявшись над уровнем позитивизма, предстоит "оправдать веру отцов", сделать ее разумно осознанной; "цельному знанию" следует опереться на сердце и совесть, а не на один только рассудок (идея, унаследованная Соловьевым от ранних славянофилов и своего учителя П.Д. Юркевича); "бесчеловечный Восток", сильный своим богопочитанием, но принизивший личность, найдет восполнение себе в "безбожном Западе", развившем зато необходимое начало индивидуальности; схизма, "великий спор" внутри исторического христианства, разрешится на путях отчленения второстепенных разногласий от единящей веры в Богочеловека; каждая национальность через уразумение своей особой миссии в семье народов вольется во вселенскую общность, не теряя лица; классовая и всякая вообще корысть смягчится под влиянием евангельских заповедей любви к ближнему, обратившихся в руководство социальной политики.

Но и это великое примирение было бы в глазах Соловьева ущербным, если бы осталось в пределах человеческой истории и не охватило весь природный мир, избавив его от тяжести, косности, разорванности во времени и пространстве. Венцом "великого синтеза" он мыслил распространение небесной гармонии на вещественный мир, и эта мечта о торжествующем "всеединстве" переживалась Соловьевым в связи с тайным зовом избранничества, надеждой, что он один из тех, кто "цепь золотую сомкнет и небо с землей сочетает". Свою примирительную миссию и задачу "великого синтеза" Соловьев меньше всего представлял осуществимыми на пути формального компромисса и безразличной уступчивости. Поэтому его общественная, равно как и философско-просветительская проповедь, направленная на погашение всяческой вражды, всегда вызывала враждебное противодействие и устремлялась против течения, точнее, против главных течений, сменявших друг друга при его жизни.

Исполняя задачу просвещения, Соловьев втянулся в многоактную драму с однотипными коллизиями: всякий раз он приглашает инакомыслящего соединить правду своих убеждений со вселенской истиной, пожертвовав при этом их ложной стороной, и всякий раз после такого призыва к "перемене ума", к обузданию своего идейного пристрастия перед философом запирается дверь, в которую он стучался. "Дверей" же было столько, сколько было в тогдашней России общественных сил.

Но, как замечает Е. Трубецкой, «"политик", который не отождествляет себя с какой-либо определенной партией, а пытается стоять над партиями, сочетая в своем уме истину каждой, со всех сторон вызывает к себе враждебное и несправедливое отношение: одни заподозривают в нем реакционера, другие, наоборот, — крамольника: диалектический переход от одной точки зрения к другой понимается как выражение непостоянства, изменчивости в убеждениях, а попытка объединения, синтеза противоположностей принимается за внутреннее противоречие». Эти соображения, однако, не должны смущать тех, кто сегодня обращается к Соловьеву, как не смущали они его самого. Проходит время, делает скачок, — и признание непонятного мыслителя "несомненно самым блестящим, глубоким и ясным философом-писателем в современной Европе" (К. Леонтьев) уже не выглядит причудой чьего-то эксцентрического ума, а, напротив, — справедливой и основательной оценкой.

Выясняется, что главные предвидения Соловьева оказались вещими, а пути, им предложенные, — не только не опровергнутыми историей, но, быть может, единственно неутопическими. Всякий, кто хотел бы последовать за ним в его жизненном деле, должен приготовиться к тому, что позицию его сочтут странной, иррациональной, чуть ли не лживой. Ведь такая позиция должна выходить за пределы партийных идеологий и частных интересов, руководствоваться которыми общепринято. Мало того, ей нельзя не возвышаться над трезвыми решениями, обеспечивающими кратковременный успех, но ведущими к духовному поражению. И нельзя не руководиться верой в невозможное и чудесное, если оно предстает как прекрасное сердцу и как должное совести.

Соч.: Собр. соч. 2-е изд. СПб., 1911—1913. Т. 1-10; Письма. СПб., 1908—1923. Т. 1—4; Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974; Соч.: В 2 т. М., 1988; Соч.: В 2 т., М., 1989.

Лит.: О B. Cоловьеве М., 1911. Сб. 1; Трубецкой Е. Миросозерцание Вл.С. Соловьева. М., 1913. Т. 1—2 (нов. изд. М., 1995); Блок А.А. "Рыцарь-монах" // Собр. соч., М., 1962. Т. 5; Мочульский К.В. В.С. Соловьев. Париж, 1936; Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2. Гл. 2; Соловьев С.М. Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева. Брюссель, 1977; Лукьянов С.М. О Вл. Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии. Кн. 1—3. Пг., 1916—1921 (М., 1990); Лосев А.Ф. Соловьев и его время. М., 1990; Wenzler I. Die Freiheit und das Bose nach V.S. Munchen, 1978.

P. Гальцева, И. Роднянская

Стр.: [1], [2], [3], 4

Русская философия

• Н. Бердяев

• С. Булгаков

• И. Ильин

• Л. Карсавин

• П. Кропоткин

• А. Лосев

• Н. Лосский

• В. Розанов

• В. Соловьев

• Е. Трубецкой

• С. Трубецкой

• П. Флоренский

• С. Франк

• Л. Шестов

• Г. Шпет

• В Эрн

  
  

• СЕМИНАР «РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ»

• Альманах «София»