История домов в воспоминаниях жителей Арбата

Ирина Игоревна Стин. Большой Афанасьевский переулок, дом №3. Страница 6.

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], 6, [7]

Настало время умирать. Он пошёл пешком (не было каких-то пропусков, разрешений) в Москву. Я увидела его первая и сразу поняла, почему он вернулся. Это была тень человека — двигался он боком, перебирая руками неровности штукатурки крыла дома. Пришёл-то он пришёл, да сразу свалился, и вскоре затрубил. Он трубил ровно и тоскливо, и непрерывно. Слышал весь дом. Отозвалась одна моя бабушка. Эта дама, в седых буклях а ля маркиза Помпадур, спустилась в темноту его зловонного жилища и... убирала за ним, кормила, чем могла, и похоронила, когда пришло время.

Чуть попозже, когда Москву уже перестали бомбить и война откатилась на безопасное расстояние, стали возвращаться эвакуированные. Вернулись и наши Млинарисы. В то время обычно голодающие люди, сидя под бомбами и без жратвы, ни минуты не раздумывали о судьбе чужих вещей, если они им доставались. И, как правило, возвратившиеся заставали голые стены, иногда и со снятыми полами, которые стопили. Млинарисы вернулись, когда мы ещё доживали у них: просто из-за скученности бабушка осталась пожить там одна, а мы вернулись домой, в подвал. О впечатлении своего возвращения мне рассказывала сама Софья Захаровна: «Я вошла, и вижу — на окне стоит швейная машинка. Я подбежала, схватилась за ручку футляра:
«Машинка моя!» Подняла — а там пусто! Я другого не ждала — знала, что все приезжают в пустоту.
— Нет, — говорит твоя бабушка, — это не Ваша машинка. Ваша вот здесь. И отпирает стенной шкаф!
— Там, ты не поверишь, — всё! Абсолютно всё, что мы оставили!
— Я знаю, — говорю я, — всё сохранили. Хотя очень сильно голодали, а Ваше сберегли.
— Ну, не всё...
— Как?! Я же даже сама не раз думала, что за одну только швейную машинку мешок муки дали бы. Но не тронули ничего.
— Нет, у меня была такая ма-аленькая эмалированная мисочка. Так её нету.

Наверное, наступило время поговорить о Валентине Ивановне Масловской. Тут следует целую книгу написать, да хоть немного успеть, чтобы душа оттаяла среди всего этого невозможного. Обернёмся к ней и подивимся, припадём, как в церкви. Когда припадёшь к святыне, затихнешь и... над тобой новые небеса, и ласка, и покой. Она жила рядом, в доме №1, а дворы соединились, после того как рухнула кирпичная стена, их разделявшая. Теперь жильцы того дома ходили через наш двор и ворота. Проходила мимо наших окон и Валентина Ивановна. Позднее, в 80-х годах, она сказала мне:

— Какая хорошая была девочка — весёлая! Пела.

А в самые голодные времена, в 46—48 годах, когда зарплата у мамы была 360 рублей, а буханка чёрного хлеба стоила 100 рублей, в эти именно годы случилось вот что: в нашу форточку постучали, мама открыла — протянулась бумажка, чтобы мама перепечатала. Это бывало. Иногда соседям было нужно какое-нибудь заявление или что-то малое (страничку-другую) напечатать. Мама взяла. Это принесла Валентина Ивановна. Вскоре она пришла забрать готовое и даёт маме (всё в форточку) деньги — купюру 50 рублей.

Мама говорит:
— Извините, у меня нет сдачи.
— Не надо! Не надо! — раздаётся в форточке.
— Что Вы, эта работа стоит три рубля.
— Неважно. Возьмите-возьмите. — И... исчезла.
Мама, бедная, замерла с этой бумажкой (пятьдесят рублей!). И, конечно, мы долго удивлялись, и смущались, и радовались этому событию.

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], 6, [7]

• История домов в воспоминаниях жителей Арбата

• Память Арбата

• Арбат