Приложение3. Страница 2.
Конечно, эти попытки православных богословов, с одной стороны, и встречное движение со стороны Запада, с другой, не привели к конкретным результатам. Но богословская, церковная, публицистическая мысль в России активно осваивала эту тему. Между тем в работах самого Владимира Соловьева, посвященных собственно церковному вопросу, эта проблема не являлась магистральной. В деле воссоединения Церквей его, по сути, волновало лишь одно: объединение Православной и Римско-Католической Церквей.
Интересно, что в ранний период своего увлечения католичеством (условно – 1885 год) Соловьев выступает апологетом не столько самого католичества, сколько института папства. Это дает возможность его критикам называть Соловьева папистом. Действительно, Соловьев прошел мимо томизма, мимо очень свойственного середине – концу XIX века увлечения произведениями святой Терезы Авильской и католического мистицизма. Он абсолютно не интересовался литургикой. Не случайно известный автор работы «Пути русского богословия» протоиерей Георгий Флоровский отмечал: «Не надо думать, что для Соловьева мариология, например, имела какое-то большое значение». Он считает, что «Литании» Соловьева Деве Марии – его переводы из Петрарки – это только некий казус, случайность, которая ни о чем не говорит.
Более того, в своих работах, например в реферате на книгу известного немецкого историка Иоганнеса Янссена, автора «Истории немецкого народа от конца Средних веков до нашего времени», Соловьев писал следующее: «Плодом Реформации является упадок религии во всем современном мире. Ревнители чистоты евангельской сделали все, что могли, чтобы очистить Европу от христианства. Такой результат заключался скрытно уже в самом начале этого движения, чего сами реформаторы не сознавали и не предвидели».
Для всякого историка это довольно спорное утверждение. Особенно если иметь в виду, что Реформация была естественным откликом на злоупотребления Католической Церкви и папства в Средние века и имела, безусловно, очистительный характер. Хотя последствия ее оказались несколько иными.
Конечно, не все известные русские писатели и публицисты того времени разделяли такую точку зрения. Именно поэтому в русской богословской литературе XIX века так много переводов протестантских трудов, сочинений тех же англикан и лютеран. Они заложили основу для богословского образования в духовных академиях России.
Внутри русского общества уже назревали тенденции к появлению чисто русского протестантизма. Появились баптисты, или штундобаптисты. В Петербург приехал лорд Гренвилл Вальдигрев Редсток со своим евангелическим протестантским учением, которое нашло большое сочувствие в аристократических дворянских кругах. Отставной полковник Василий Пашков и многие известные дворяне выразили горячее сочувствие этому учению. При этом достаточно вспомнить пример писателя Николая Лескова, который уделил редстокизму, квакерам (которых он называл «квакереями») большое внимание в своих произведениях. Лев Толстой также находился под влиянием этих тенденций в российском обществе – но не Соловьев.
Конечно, все это было реакцией на «глубокую болезнь Русской Церкви», как говорил Достоевский, утверждавший, что Церковь находится «в параличе». Поэтому вполне естественно, что одни думающие люди, мыслители, не чуждые христианства, увлекались протестантскими идеями, а другие – и здесь мы должны обратить внимание на Соловьева и его окружение – были заинтересованы католицизмом.
Здесь мы и сталкиваемся с главным вопросом, на который пока никто из исследователей не смог дать ответ. Кто повлиял на Владимира Соловьева, кто способствовал переменам в его взглядах и переходу от славянофильства к католицизму? Мне приходилось писать в нескольких статьях, что события 1881 года – убийство императора и выступление Соловьева против смертной казни убийц (его личная жизненная катастрофа в этой связи) – толкнули его из лагеря консерваторов, славянофилов в лагерь либералов, где пребывали и религиозные диссиденты русского общества, будь то католики или протестанты. В этом либеральном лагере Соловьев встречает людей, которые являлись членами тайного католического кружка во главе с Елизаветой Волконской. И Соловьев старался на протяжении оставшегося отрезка своей жизни действовать в ключе этого небольшого, но очень влиятельного католического движения. Влиятельного, потому что люди, входившие в него, были не из простого народа, они представляли высшую знать, аристократию, находившуюся в родстве со Столыпиным (как Наталья Ушакова) или с Бенкендорфом (Елизавета Волконская была его дочерью).
Заметим, что у Владимира Соловьева появляется не только интенция оправдать папство, защитить его и показать русскому обществу, что доктрина Католической Церкви также основана на учении святых отцов, но еще и попытка повлиять на политическую жизнь страны. Именно поэтому Соловьев становится автором нескольких писем к императорам Александру III и Николаю II. Он обращается к ним, пытаясь повлиять на политику империи в области свободы религии, свободы вероисповедания.
![]() |