2 | LOSEV-LIBRARY.RU

Хронограф 2008 Январь Россия.

Владимир Сергеевич Соловьев (16(28).01. 1853, Москва – 31.07(13.08).1900, имение Узкое под Москвой, ныне в черте Москвы: Профсоюзная ул., 123а)

Стр.: 1, [2]

Приложение1. Страница 1.

Для одних ересиарх, для других - наставник в вере.

Становление богочеловечества как цель всемирной истории - вот основная идея всей жизни Соловьева

Владимир Соловьев в конце жизни.

Рисунок из книги С.М. Соловьева "Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева". Брюссель. 1977 г.

"Лишь в лице Соловьева осуществилось гордое предсказание Ломоносова, что "может собственных Платонов российская земля рождать".

(Семен Франк. "Духовное наследие Владимира Соловьева")

Сто лет со дня смерти - дистанция достаточная, чтобы спокойно оценить заслуги и недостатки так, чтобы сиюминутные страсти не мешали нашим суждениям. Но в случае Владимира Сергеевича Соловьева это до сих пор получается плохо. Он вернулся в русскую культуру после полувекового идейного изгнания. Сейчас едва ли найдется в среднеобразованном обществе человек, который ничего не знает о Владимире Соловьеве, постоянно растет поток публикаций его работ и работ о нем. Все более или менее охотно признают его величайшим русским мыслителем. Но отстраненно-академический подход к его текстам - редчайшее исключение.

Сто лет прошли со дня его смерти, которые, казалось, так далеко увели Россию от Серебряного века. Но, как ни странно, мы опять на том же месте, где были во времена Соловьева; мы опять западники или славянофилы, гуманисты-богоборцы или дети богоизбранного народа и наследники Третьего Рима. Мы не готовы к беспристрастной оценке Соловьева потому, что российское самосознание на рубеже третьего тысячелетия осталось внутри круга проблем, которые волновали общество ХIХ века.

Два определения сопутствовали этому человеку всю жизнь - пророк и гений. То, что не нужно доказывать. То, что явлено взору. Это можно только оспаривать, как, например, это делал епископ Антоний Храповицкий, со всей страстью души доказывавший, что пророк "ложный". И сейчас, спустя сто лет после смерти философа, отношение к нему так же поляризовано, для одних он ересиарх, источник соблазна, для других - наставник в вере, путеводитель ко Христу.

Он жил в период, когда государство стремилось православно организовать жизнь своих подданных. Законодательство Российской империи стремилось навязать максимум добродетели и отдельным лицам, и целым сословиям. Чтобы подготовить законопослушного подданного к Царствию Небесному, государство пыталось проникнуть во все уголки частной жизни. С патриархальной простотой предписывал Устав благочиния "всем и каждому жить в незазорной любви, в мире, в согласии, друг другу по достоинству воздавать почтение, послушным быть кому надлежит в установленном порядке" (Свод законов Российской империи, т.14. Свод уставов благочиния, ст. 272).

В "Своде законов Российской империи", действовавшем вплоть до эпохи великих реформ 60-70-х годов XIX столетия, было более тысячи статей, определявших патерналистское отношение государства к Церкви, и в частности отношение полиции к верующим. Предписывались даже душевные состояния, например, "все должны входить в храм Божий с благоговением" (т.14, ч. 4, ст. 1). Местная полиция обязана была поддерживать в церквях тишину и порядок (там же, ст. 9). Таинства исповеди и причастия вменялись в обязанность подданным Российской империи (там же, ст. 19). Сейчас это выглядит странным историческим казусом, но ясно, что мирская власть делала чрезвычайные усилия, чтобы объединить гражданские и церковные законы. Большинство этих законов пережило эпоху реформ 60-70-х годов и оставалось в силе до революции 1905 и даже 1917 гг.

В результате столь усердной опеки народ утрачивал веру. Сохранялись, конечно, очаги высокого духовного напряжения. Были Оптина Пустынь, Иоанн Кронштадтский, возрождение ученого монашества. И вместе с тем монахи и миряне, страстно верующие и атеисты говорили об упадке веры, о том, что трудно обнаружить влияние христианского учения в общественной и частной жизни. Ложь казенного православия делала людей открытыми секулярному духу времени, душевная и интеллектуальная честность вынуждала склоняться к нигилизму, атеизму или исповедыванию социализма как новой веры.

Соловьев сам прошел через искушение атеизмом и остро ощущал разрыв между христианской верой и секулярно-гуманистическим духом времени. Для современного даже верующего человека религия утеряла свое всеобъемлющее значение. "Вместо того чтобы быть всем во всем, она прячется в очень маленький и очень далекий уголок нашего внутреннего мира, является одним из множества различных интересов, разделяющих наше внимание" ("Чтения о Богочеловечестве"). Это происходит оттого, что форма выражения религии стала чужда современному человеку. Дело своей жизни Соловьев видел в том, чтобы облечь вечное содержание религии в современную богословскую форму, "оправдать веру отцов, возведя ее на новую ступень разумного познания" ("История и будущность теократии").

Христианство не может продолжать жить, не замечая опыта дехристианизации новоевропейской культуры, объявляя бывшее яко небывшим. Чтобы перейти от христианского прошлого к христианскому будущему, надо осмыслить опыт дехристианизации, чьи истоки коренятся в гуманизме. Зародившись в эпоху Ренессанса как утверждение достоинства человеческой личности, веры в разум и творческую мощь человека, гуманизм начался восстанием против церковной традиции и авторитета, а закончился восстанием против Бога. Секулярный гуманизм стал богоборческим человекобожием. Человекобожию новой истории Соловьев противопоставляет богочеловечество.

Стр.: 1, [2]







'







osd.ru




Instagram