Бюллетень. Номер девятый. Наши публикации

А.М. Камчатнов. А. С. Шишков как предтеча русской философии языка. Страница 4.

Стр.: [1], [2], [3], 4, [5], [6], [7], [8]

Буквальный перевод не позволяет выразить нужного понятия, а смысловой перевод вынужден жертвовать внутренней формой, заложенным в слове «умствованием». Так, французское выражение il a épousé ma cause нельзя перевести буквально, не исказив мысли: он женился на моем деле, ибо французское выражение по внутренней форме означает он за меня вступается, он находит мое дело правым. Или еще: «Францускую рѣчь il n’est pas dans son assiette, переводятъ у насъ: онъ не въ своей тарелкѣ, не зная того, что ежели бы Французы подъ словом assiette разумѣли здѣсь тарелку, такъ никогда бы рѣчь сiя имъ въ голову не пришла, потому что оная не составляла бы никакой мысли. Хотя тарелку и называютъ они assiette, однакожъ assiette есть также у нихъ и морское названiе, которое значитъ разность углубленiя между носомъ и кормой корабля. На нашемъ морскомъ языкѣ разность сiю называютъ деферентомъ. Примѣчается, что каждый корабль при разныхъ деферентахъ, какiе оному дать можно, имѣетъ одинъ такой, при которомъ онъ лучше и скорѣе ходитъ. Отсюду по подобiю съ кораблемъ говорится и о человѣкѣ: il n’est pas dans son assiette, онъ не своемъ деферентѣ, то есть: какъ корабль не при томъ углубленiи носа съ кормою, какое свойственно образу его, ходитъ лѣниво и медлѣнно, такъ и человѣкъ не въ томъ разположенiи духа, какой наиболѣе сроденъ ему, обыкновенно бываетъ вялъ, не веселъ, задумчивъ. И такъ въ словахъ: онъ не въ своемъ углубленiи или деферентѣ, есть мысль и подобiе; но въ словахъ: онъ не въ своей тарелкѣ, нѣтъ никакаго подобiя ни мысли»[25] . Последний пример особенно ярок: он показывает, как буквальный перевод лишает идиому внутренней формы, превращая ее в обессмысленное выражение с условным значением.
Буквальному переводу препятствует также многозначность слова: «Загляните въ хорошiе словари, вы увидите, что часто одному иностранному имени или глаголу соотвѣтствуетъ пять или шесть рускихъ именъ или глаголовъ; и обратно, одному рускому пять или шесть иностранныхъ»[26] . Например: «Французы говорятъ composer, по нашему, смотря по составу рѣчи, иногда значитъ ето составить, иногда сочинить, иногда сощитаться, иногда договариваться, и пр. Они скажутъ decomposer, а мы не можемъ сказать разсоставить. Намъ для выраженiя сего понятiя надлежитъ искать другаго, собственнаго своего слова» [27]. На вопрос, можно ли слова с другого языка переводить на свой язык, Шишков отвечает: «Переводить не льзя; а можно изъ тѣхъ же словъ, из какихъ иностранное слово составлено, составить свое, когда свойство языка сiе позволяетъ», но это уже не перевод, «скорѣе можно назвать это изобрѣтенiемъ, или открытиемъ; потому что, хотя чужое слово подало мнѣ мысль, но я бы не принялъ оной, когдабъ соображенiе съ языкомъ моимъ ее не утвердило» [28] . Отсюда у Шишкова следует закономерный вывод: «Переводить мысль не есть переводить слова, поелику переводъ словъ не составляетъ перевода мысли» [29].
Если перевод-изобретение является единственно возможным выходом из положения, то переводы-кальки вызывают у Шишкова резкое неприятие: «Французы по бѣдности языка своего вездѣ употребляютъ слово вкусъ; у нихъ оно ко всему пригодно: къ пищѣ, къ платью, къ стихо¬творству, къ сапогамъ, къ музыкѣ, къ наукамъ и къ любви. Прилично ли намъ съ богатствомъ языка своего гоняться за бѣдностiю ихъ языка? начто намъ, вмѣсто храмъ велелѣпно украшенный, писать: храмъ украшенный съ тонкимъ вкусомъ? Когда я читаю тон¬кой, вѣрной вкусъ; то не долженъ ли воображать, что есть также и тол¬стой и невѣрной вкусъ? Обыкновенно отвѣчаютъ на сiе: какъ же писать? Какъ сказать: un gout delicat, un gout fin? Я опять повторяю, что естьли мы не упражняясь въ своемъ языкѣ, не вникая въ оный, нечувствуя собственныхъ своихъ красотъ, станемъ токмо о томъ помышлять, какимъ бы образомъ перевесть такое то или иное Француское выраженiе; однимъ словомъ, естьли мы, сочиняя Рускую книгу не перестанемъ думать по Француски, то мы на своемъ языкѣ всег¬да будемъ врать, врать и врать» [30].
Кальки наносят вред не только тем, то навязывают русскому слову несвойственное ему «знаменование», но и тем, что искажают свойственную русскому языку красоту, лишают его того изящества, или «приятности», которое было одной из главных целей карамзинской реформы. Шишков не без яда пишет: «Мнѣ кажется мы скоро будемъ писать: дрова суть предметы топленiя печей. О! какiе сдѣлаемъ мы успѣхи въ словесности, когда достигнемъ до того, что вмѣсто подай мнѣ платокъ, станемъ говорить слугѣ своему: подай мнѣ предметъ сморканiя моего!»; «О! мы выбрали прекрасную дорогу для обогащенiя языка своего!»[31] .
В протестах Шишкова против заимствований и семантических калек есть и политическая подоплека: «Слѣды языка и духа чудовищной французской революцiи, доселѣ намъ неизвѣстные, мало по малу, но прибавляя отчасу скорость и успѣхи свои, начали появляться и въ нашихъ книгахъ. Презрение къ вѣрѣ стало оказываться въ презрѣнiи къ языку славенскому» [32]. Однако важнее и содержательнее другое: слово для Шишкова есть способ понимания и выражения идеи, которая сама по себе не является ни русской, ни французской; можно и нужно заимствовать идеи, но выражать их надо на своем языке. Эту в целом, безусловно, здравую, глубокую и плодотворную мысль, близкую к принципам заимствования Ломоносова, Шишков довел до абсурда, предлагая, например, употреблять вместо слова фортепьяно якобы равнозначное ему тихогром, вместо калоши – мокроступы, вместо фонтан – водомет[33] . В своих пометках к Академическому словарю Шишков предлагает заменить слово анатомия – трупоразъятием, геометрию – землемерием, анеометр – ветрометром [34].

---

[25] Шишков А. С. Рассуждение о старом и новом слоге. Прибавление. С. 62-63 второй пагинации.
[26] Там же. Прибавление. С. 55-56 второй пагинации.
[27] Там же. Прибавление. С. 56-57 второй пагинации.
[28] Шишков А. С. Разговор между двумя приятелями. С. 311.
[29] Шишков А. С. Рассуждение о старом и новом слоге. Прибавление. С. 55 второй пагинации.
[30] Там же. С. 204-205.
[31] Там же. С. 183, 24-25.
[32] Шишков А. С. Записки, мнения и переписка. Т. 2. Берлин-Прага, 1870. С. 5. Ср.: «Одинъ на посмѣянiе употребитъ изъ священныя книги слово, другой, видя что сiе нравится, попытается простерть свое дерзновенiе и далѣе; а наконец, ежели попустить ему, то вскорѣ, въ угожденiе умовъ развращенныхъ, сердецъ испорченныхъ, все священное ниспровергнется, падетъ нравственность, законы потрясутся въ ихъ основанiи, и Мараты и Робеспиеры возникнутъ гибѣль народовъ и человѣчества. Отъ таковыхъ-то шутокъ во Францiи ниспроверглась вѣра» (Станевич Е. И. Способ рассматривать книги и судить о них. СПб., 1808. С. 81-82).

Стр.: [1], [2], [3], 4, [5], [6], [7], [8]

• Наши публикации

• Содержание бюллетеня