Бюллетень. Номер седьмой.

Из архива

А.Ф. Лосев

О единстве онтологии. Страница 8.

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], [6], [7], 8, [9]

c) Феноменология и натурализм – первое разделение. Внутри каждого из них второе разделение – «субъективизма» и «объективизма» (в условном и при том самом широком смысле слова). Следовательно, существует «субъективная» феноменология (напр<имер>, т<ак> н<азываемый> критицизм) и «объективная» феноменология (Плотин), «субъективный» натурализм (напр<имер>, некоторые формы спиритуализма) и «объективный» натурализм (напр<имер>, материализм). – Наконец, в-третьих, есть еще одна антитеза, играющая колоссальную роль во всякой онтологии, и делящая каждое из полученных четырех разделений еще на массу подразделений, представляющих собою постепенную градацию от минимума до максимума. Это – мистическое содержание опыта. Здесь антитеза мистически-полновесных и насыщенных мистическим содержанием образов и понятий и мистически-бессодержательных и чисто-позитивных образов и понятий. Так, напр<имер>, понятие «идеи» – совершенно позитивное и простое понятие; таково употребление его в психологии (ср. знаменитые «законы» ассоциации «идей») и вообще в научном словоупотреблении. Но кто вчитывался в Гегеля или в Платона или в Плотина, для того ясно, что у этих философов «идея» насыщена богатейшим мистическим содержанием и представляет собою, я бы сказал, магическое значение. Если взять наш первый тип онтологии – символизм и мифологию, то трудно спорить о том, что возможны разные степени насыщенности этого символизма. Если взять наш второй тип – «критицизм», – сущность которого – в переводе феноменологии в субъект и в лишении ее мистического содержания, то и в нем мыслимо соединение «субъективизма» (без которого не было бы критицизма) с богатым мистическим содержанием; такова философия Фихте. Кант не сравним с Плотином мистически, потому что у последнего – насыщенная теория, у Канта же – обедненный и формализованный мир «математического естествознания» (хотя Плотин и Кант, вернее, Плотин и Коген сравнимы на почве борьбы с натурализмом); однако Плотин и Фихте уже сравнимы и мистически, хотя фихтеанство в чисто теоретическом отношении не более как расширение и историзирование критики чистого разума Канта. Далее, если взять наш третий тип онтологии (явление есть, сущности нет), то и здесь мыслимо мистическое насыщение. Так, теософия и та онтология, которая лежит в основе всяких спиритических учений, есть, несомненно, некий мистический материализм. То же самое мыслимо и в нашем четвертом типе (явление есть, сущности нет), т.е. вполне мыслим и довольно част в истории философии некий мистический рационализм. Таков, напр<имер>, весь гностицизм с его олицетворениями философских понятий Логоса, Софии, Нуса и т.п. Все это градация бесчисленных оттенков мистического опыта внутри каждого из четырех основных типов онтологии, начиная от позитивного констатирования фактических hic et nunc данного переживания и кончая мистическим его наполнением и насыщением.

4. Таким образом, мы установили восемь основных типов фило¬софского отношения человека к миру, или онтологии. Впоследствии я докажу, что мистический опыт не вносит в онтологию ничего нового в смысле отвлеченно-логической структуры опыта. Человек оперирует своей мыслью, как мыслью, совершенно одинаково и в мистике, и в позитивизме. Здесь вносится существенно новое не в логическую структуру мысли, а в степень мифологической насыщенности опыта и через него мысли как осознания опыта. Правда, от этого структура мысли оказывается часто совершенно неузнаваемой и почти несравнимой с позитивистической логикой. Однако историко-философский анализ всегда сумеет отличить в мистической философии, напр<имер>, в христианском догматическом богословии, различные слои опытно-мифологического, диалектического и логически-анали¬тического характера. Равным образом, и антитеза объективизма и субъективизма часто доходит до столь незначительного напряжения, что под «субъектом» в отличие от «объекта» начинает крыться какая-то едва уловимая простейшая качественность, которую с трудом отличаешь от «объекта». Так, в «Наукоучении» 1794 г. у Фихте, как это будет обнаружено в своем месте, под «Я» надо понимать исключительно некое идеальное единство, нечто вроде Нуса у Плотина, и при чтении этого труда часто задаешь себе вопрос: да почему, в сущности, нужно тут говорить о «Я»? Историко-философский анализ показывает, что это – остаток кантианства, который сам же Фихте сбрасывает – яснее всего в «Наукоучении» 1804 г. А сравнительно-исторические параллели покажут нам, что «субъективизм» Фихте в девяностых годах ничуть не помешал ему строить неоплатоническую онтологию, одну из наиболее объективистических, только вместо Нуса везде фигурирует «Я», а вместо меона – «Не-Я». Если принять все это во внимание, то окажется, что в строжайшем смысле слова, в логической структуре онтологии центральное значение имеет только антитеза диалектики и натурализма. Здесь действительно разные формы мысли, бытие и – логика. Вторая же и третья антитеза большею частью меняют лишь материал, над которым работает логика. Но сама логика – в принципе – не затрагивается характером материала. Это не мешает тому, чтобы обработанные логикой материалы предстали в абсолютно непохожих и несравнимых формах.

Стр.: [1], [2], [3], [4], [5], [6], [7], 8, [9]

• Из архива

  

• Содержание бюллетеня

Вы можете скачать Седьмой выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/