Стр.
Гитлодей в романе клеймил частную собственность. Мор же сомневался: а не сделает ли отмена собственности людей бездельниками? Не уничтожит ли всякое уважение к властям? На что, не очень убедительно, Гитлодей отвечал так: кто пожил бы в Утопии, тот никогда не пришёл бы к таким заключениям.
Старинный спор, к сожалению, не решённый и в наши дни! Верил ли Мор в тот мир, который сам же построил в «Утопии?» Чего же у него было больше — СОМНЕНИЙ («Ведь нельзя, — писал Мор в романе, — чтобы всё было хорошо, раз не хороши все люди, а я не ожидаю, что это случится всего через несколько лет в будущем») или же ВЕРЫ? Судить трудно. Эразм Роттердамский и вовсе утверждал, что Мор издал свой великий труд вовсе не с конструктивными, а с аналитическими целями, лишь «с намерением показать, по каким причинам приходят в упадок государства, хотя главным образом он имел в виду Британию».
Ещё Эразм отмечал такую особенность своего друга: «В характере Мора была некоторая отрешённость от обыденной жизни и несколько скептическое отношение к ней... он блестящ был в философской беседе, но никогда не отдавался этим проблемам целиком...»
Верил ли, сомневался ли Мор, тешился ли интеллектуальной игрой, насколько искренне мучился бедами рядовых англичан? Кто знает. Кто возьмётся тут что-то утверждать наверняка? Сам же Мор в «Утопии» делает такую характерную оговорку: «Я охотно признаю, что в утопийской республике имеется очень много такого, чего я более ЖЕЛАЮ (выделено мной. — Ю.Ч.), нежели ОЖИДАЮ».
Подумать только! Впервые перевод «Утопии» на русский с латинского оригинала (не английского) был сделан в России лишь в начале ХХ века! И профессора в университетских курсах называли Мора тогда «мечтательным идеалистом», утверждали, что «собственность, а не коммунизм, отвечает коренным требованиям правды». Студенчеству внушалось: предложенное Мором для лечения общественных пороков лекарство «хуже всякого зла, ибо оно противоречит и природе человека, и законам промышленности, и высшим началам общежития». И всё это продолжало проповедоваться с кафедр совсем незадолго до ОКТЯБРЯ, когда предвидения и пожелания Мора о частной собственности начали осуществлять на практике!
Ну а самая крупная работа о Море, вышедшая в России до революции 1917 года, принадлежала будущему академику, историку Евгению Викторовичу Тарле (1865-1955). Он взял «Утопию» темой своей магистерской диссертации и дал её образцовый перевод с латыни. Его прочёл Лев Николаевич Толстой, приславший из Гаспры, где он тогда лечился, письмо автору перевода. Писатель благодарил молодого учёного за «прекрасную книгу», которую прочёл «с величайшим удовольствием и пользой».
Тогда же многие рецензенты, и сам Тарле, взялись разобраться в том влиянии, которое на «Утопию» оказали сочинения Платона. Утопия — Мор дал ей имя, но нет сомнения, не он первый явил человечеству образец этого, скажем пока узко, литературного жанра. Здесь его явно опередил другой УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИСТ — Платон.
Но это уже совсем другая история.
Юрий Георгиевич Чирков 2005 СМИ «ИНТЕЛЛИГЕНТ»
www.intelligent.ru/cgi-bin/loadtext.pl?id=11398&file=articles/text236.htm
Стр.
![]() |