Бюллетень. Номер четвертый. Наши публикации.

А.Н. Паршин. АЗЪ: откуда наше Я ? Страница 2.

Стр. [1], 2, [3], [4]

Вернемся к лингвистике. Что говорит она о происхождении местоимения Я в наиболее близкой нам индоевропейской семье языков? В «Этимологическом словаре славянских языков» читаем: многое говорит за то, что перед нами в сущности целое слово-предложение, которое можно прочесть как

*egom < *e go eme

*e – указательное местоимение «вот, здесь, тут»

*go – усилительная частица

*eme – основа косвенных падежей 1-го лица (мне, меня, мною).

Это можно перевести как: «Вот Я!» «Вот-же-Я» «Здесь-же-Я» «Вот-он-Я» англ. «It is me» .

И сразу же обратимся к обыденному опыту «звания»:

– подойди сюда!

– Я?

с жестом, указывающем на себя.

Вот это появление жеста, как в этимологии слова Я, так и в простейшей психологической ситуации общения, говорит о фунда-ментальной роли жеста, не вербального, а телесного элемента, в понимании природы Я. Это же видно и в употреблении математических символов (пусть x будет тем-то, и одновременно жест, указывающий на это x!).

Об этой роли жеста в языке лучше всего сказал о. Сергий Булгаков в «Философии имени». Сначала, обнаружив жест в имени, когда «Имя существительное <...> выражает не только идею, но и существование, опредмеченность этой идеи, бытие ее в некотором предмете. Оно, кроме своего выразимого в слове содержания, имеет молчаливый, но выразительный мистический и по смыслу своему онтологический жест: это есть. В этом онтологическом жесте и заключается природа имени», и далее говоря, что «функция местоимения, значение его, именно таково: выражать невыразимое в слове-идее, передавать мистический жест, онтологические точки касания», «местоимение и есть мистический жест, согласно духу языка облекаемый в слово, не имеющее своего собственного содержания». Таким образом, когда местоимение выступает действительно вместо имени, оно выражает функцию указания, имеющуюся, по Булгакову, в каждом имени, причем указания не на конкретный предмет, а указания на бытие, существование в чистом виде.

Итак, жест, но для личных местоимений 1-го лица жест особый, указывающий на себя. Отсюда обилие возвратных конструкций в языке. Всмотримся в некоторые из них:

отвернуться = отвернуть себя

повернуться = повернуть себя

погладить себя по животу

постучать себя по лбу

уйти в себя

погрузиться в себя = погрузить себя в себя (!)

выйти из себя.

В последних примерах мы видим движение в себя, внутрь своего Я и движение во-вне, выхождение из своего Я. Эти два движения в противоположных направлениях необходимы, чтобы «посмотреть» на себя, и тем самым составляют основу нашего самосознания, т.е. осознания себя. В философском плане здесь проявляется разделение мира на себя и другое, Я и не-Я, играющее основополагающую роль в немецкой классической философии.

В первых примерах появляется намек, к которому сначала трудно и отнестись серьезно, на то, что наше Я как-то связано с поверхностью тела.

Если граница между Я и не-Я – постоянная тема классической философии, то появление поверхности тела в качестве такой границы, на которой Я как бы и сосредоточено, – совсем новое . Об этом писали Флоренский в «Водоразделах» и Розанов в своем «Египте», написанном в 1917 г. и пролежавшем нечитанным до наших дней. По всей видимости, они обсуждали эту тему в том же революционном году, когда Василий Васильевич только что переехал в Сергиев Посад из Петербурга. В книге Розанова читаем: «Кожа разделяет, а не соединяет. Она есть граница между субъектом и объектом. Она говорит каждому “Я” о том, что есть “не-Я”, о том, где “Я” кончилось. Конец Я – есть “кожа”, поверхность тела. <…> Как же вы говорите, что “кожа ничего не содержит в себе”. Она именно “слишком много содержит в себе”. Содержит, как Я думаю, – душу».

Стр. [1], 2, [3], [4]

• Наши публикации

• Содержание бюллетеня