Между “Леонардо” и “Петром” я написал “Л. Толстого и Достоевского”. Эту работу тоже не мог нигде напечатать. Когда уже отчаялся, приняли ее в “Мире искусства”, приюте всех “гонимых и отверженных”.
Готовясь к “Петру”, ездил для изучения быта сектантов и староверов за Волгу, на Керженец, в г. Семенов и на Светлое озеро, где находится, по преданию, невидимый Китеж-град. Здесь провел ночь на Ивана Купала в лесу, на берегу озера, в беседе с богомольцами и странниками, учителями разных вер, которые сходятся сюда в эту ночь со всей России. Потом узнал, что некоторые из них сохранили обо мне добрую память.
Тогда же, в конце 90-х годов, открылись религиозно-философские собрания. Первая мысль о них принадлежала не мне, а З. H. Гиппиус. Ею же основан журнал “Новый путь”.
Скоро собрания были запрещены Победоносцевым. Я ездил хлопотать за них к покойному митрополиту Антонию. Он отказал, ссылаясь на свою подчиненность светским властям.
В одно из моих посещений лавры на темной лестнице, ступив нечаянно на стеклянную крышу какого-то люка, я провалился, больно ушибся и порезался, — мог бы ушибиться до смерти. Это падение было для меня символическим: я понял, что мой подход к православию добром не кончится.
Летом в 1904 году мы с З. H. Гиппиус ездили в “Ясную Поляну”. Толстой принял нас очень ласково. Мы ночевали у него и много беседовали о религиозных вопросах. Он хвалил очерк З. H. о Светлом озере. На прощанье, оставшись со мной наедине, сказал, глядя мне прямо в глаза своими добрыми и немного страшными, маленькими, медвежьими, “лесными” глазками, напоминающими дядю Ерошку:
— А мне говорили, что вы меня не любите. Очень рад, что это не так...
Я тогда уже смутно чувствовал, что в моей книге был не совеем справедлив к нему, что, несмотря на глубочайшие умственные расхождения, Толстой мне все-таки ближе, роднее Достоевского.
То, что я передумал, а главное —пережил в революционные годы 1905—1906, имело для внутреннего хода моего развития значение решающее. Я понял, — опять-таки не отвлеченно, а жизненно, — связь православия со старым порядком в России, понял также, что к новому пониманию христианства нельзя иначе подойти, как отрицая оба начала вместе.;
После московского восстания мы с женой уехали в Париж. Здесь, в сотрудничестве с Д. В. Философовым, издали на французском языке сборник статей, посвященных исследованию религиозного значения русской революции.
Написанная мною в Париже драма “Павел I” тотчас по выходе в свет в 1908 году была конфискована. Через четыре года меня судили за нее, обвиняя в “дерзостном неуважении к верховной власти”. Оправдали только по счастливой случайности. !
Тогда же, при переезде через границу, в Вержболове, рукопись моего романа “Александр I” была у меня отобрана.
![]() |