Алексей Федорович Лосев. Биография.

Религиозно-философская позиция А.Ф. Лосева. Страница 3.

Стр: [1], [2], 3, [4]

При абсолютизации познания исчезает персоналистическая граница между субъектом и объектом, они сливаются в некий общий смысл, что, помимо прочего, может служить предпосылкой сущностного пантеизма. Отсюда в известный тезис о том, что вещь познается, а личность понимается, Лосев как бы добавляет еще одно логическое звено: личность (в отличие от вещи) понимается, но понимается не непосредственно, а через символы. "Непосредственное" понимание абсурдно, т.к. в этом случае исчезает грань между понимаемой и понимающей (т.е. общающимися) личностями, а само общение редуцируется до простого рационального познания. "Вещное", внекоммуникативное понимание символа — это, по Лосеву, реликт старых толкований платонизма, реликт языческого пантеизма, в котором смысл символа интерпретируется не как сообщение (= энергия) сущности, а как сама сущность.
Естественно, что такая коммуникативная аранжировка основных категорий требовала существенных изменений в толковании форм символической связи Бога и тварного мира. Лосев не мог уже удовлетворить непосредственный символизм эстетических и даже философско-платонических теорий, и, чтобы избежать этой непосредственности, он разрабатывает концепцию символов второй (и большей) степени, в которой диалектически обосновывает многоэтапную трансформацию энергии Первосущности сначала в субстанцию вторичного (не чувственного) символа, а затем в коммуникативный смысл непосредственно чувственного символа (см. Двойной символ). Помимо собственно философского обоснования эта концепция получает у Лосева и математическое объяснение.
Над этой концепцией, в свою очередь, надстраивается и оригинальная лосевская теория мифологии (см. Абсолютная мифология). В целом коммуникативно-энергетический символизм Лосева, максимально снижающий значимость тварной материи в Богообщении, может быть охарактеризован как радикальная антипантеистическая версия имяславия. Однако при всей своей радикальности он остается в пределах общего имяславского учения.
Общая религиозно-философская позиция Лосева определила собой понимание им насущных проблем частных гуманитарных наук и те методы их решения, которые были предложены им в 40—80-е гг. Так, сформулированная в конце 20-х гг. в качестве главной стоящей перед наукой задачи проблема типологического изучения "относительных" мифологий терминологически трансформировалась впоследствии в проблему типологии культурных эпох. Лосев производит исчерпывающий и систематически изложенный типологический анализ античности ("История античной эстетики" и др. работы), в более сжатой форме решает аналогичные проблемы применительно к эпохе Возрождения ("Эстетика Возрождения"), а в многочисленных кратких исследованиях по истории философии намечает и типологические контуры всех других этапов европейской истории.
Наиболее парадоксальной, но вместе с тем и выразительной иллюстрацией глубинной зависимости между общей религиозно-философской позицией Лосева и анализируемыми им частными гуманитарными проблемами является его оригинальная лингвистическая концепция. В тех работах, в которых непосредственным предметом лосевских исследований стал естественный человеческий язык ("Языковая структура", "Знак. Символ. Миф" и др.), Лосев утверждает — казалось бы, вопреки его имяславским взглядам — наличие принципиальных различий между коммуникативным символизмом, напрямую связанным с энергией Первосущности (т.е. предметом лосевской философии языка 20-х гг.), и сферой непосредственно человеческого языка. Различия эти связаны с изменением статуса категории "иного": если в сфере Первосущности "иное" мыслилось лишь как принцип самосознания личности, то применительно к естественному человеческому языку "иное" — это реальная, значимая сама в себе субстанция, вступающая тем самым в права носителя явлений сущности и даже их в некоторой степени оформителя.
Это — человеческое сознание, пользующееся языком в коммуникативных и гносеологических целях. Характеризующий область Первосущности тезис о полном энергетическом тождестве сущности и явления в праимени трансформируется в сфере естественного языка в тезис о принципиально интерпретативной природе всякого чувственного языкового знака, т.е. о его фундаментальном свойстве "брать" предмет с той или иной частной точки зрения. Эта частная интерпретативность рассматривается как неизбежное действие человеческого сознания, налагающего на сущность ограничители ее выразимости. Степень интерпретативности в языке может быть разной: максимальной (доходящей до полного искажения сущности передаваемого явления) или минимальной (приближающейся к адекватному выражению сущности), но сам принцип интерпретативности непреодолим для собственно языкового явления.
Исходя из этого положения, Лосев отрицает сколь бы то ни было принципиальную значимость той границы, которая вслед за Ф. де Соссюром обычно мыслится между системой языка и речи, признавая, однако, логическую правомерность такого разделения и связанные с ним технические удобства, стимулировавшие появление новых исследовательских методов в языкознании. Системные языковые значения (лексические и грамматические) не являются, по Лосеву, чистым отражением логических законов выявления сущности в человеческом разуме (как это чаще всего понимается в неокантианстве), не являются они также и чистым описанием интеллектуально-интуитивной данности статичных смысловых структур без всякого объяснения их связи с сущностью (как это мыслится в феноменологии).

Стр: [1], [2], 3, [4]

• Биография

• Кабинет А.Ф. Лосева