Бюллетень. Номер второй.

Наши публикации.

Бесконечность любви или несколько слов о Георгие Карловиче Вагнере (воспоминания и размышления). /Омри Ронен/

Всем, кому выпала судьба встречаться с Г.К. Вагнером и Б.В. Раушенбахом, с этими выдающимися личностями, помнят их неотступное следование нравственным принципам. Помнят, как они оба болезненно переживали нынешнее состояние отечественной культуры. И в частных беседах, и в многочисленных письмах Георгий Карлович с болью переживал все происходящее как в самой культуре, так и вокруг нее. При всей деликатности в отношениях с людьми Вагнер был принципиально строг, а порой и резок в определениях, но только в те моменты, когда ему приходилось отстаивать исторические, научные и художественные истины. Его буквально сокрушало массовое непонимание необходимости следования духовно-нравственным принципам, без которых невозможно даже надеяться на какое-нибудь оздоровление нашего общества. Однажды в разговоре на тему о возможных путях развития Геор-гий Карлович с интонациями грусти заявил: «...Я как-то подсчитал, чтобы вернуться к прежним, нормальным этическим отношениям между людьми, придется воспитать не менее семи поколений! Это очень долгое время. Боюсь, что не успеем».

Это не простое декларирование, это тревога мужественного ученого пережившего в полноте смыслов изнурительно тяжелую жизнь, которая лишениями и бесконечными испытаниями не смогла ожесточить его. Сильная личность Вагнера, воспитанная на земных добродетелях веры, надежды, любви была всегда устремлена к совершенству. Он, подобно великим подвижникам христианской этики, стремился достигнуть того совершенства, которое предписывается всем нам Евангелием: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Матфей , 5, 48 ). Имевшая чистую и спокойную совесть, которая помогла Вагнеру невозмутимо встретить последние часы своей жизни, эта личность заняла в истории русской культуры свое прочное место.

«Георгий Карлович был очень яркой и самобытной фигурой среди искусствоведов нашего времени. В отличие от многих узких специалистов по каким то проблемам, ему удавалось охватывать искусствознание как нечто большее и целое. Поэтому его оценки и размышления были всегда очень далеки от поверхностной болтовни слишком часто встречающейся у многих “узких специалистов”. Многие его идеи еще ждут своего дальнейшего Развития: в его работах содержится много мыслей намечающих направления дальнейшего развития различных сторон искусствознания», – писал спустя три года после смерти Вагнера Раушенбах 2 декабря 1998 г.

Крупнейший ученый современности, ведущий специалист в области астронавтики, Раушенбах до последнего часа своей жизни был глубоко привязан к Вагнеру. Случилось так, что, начав заниматься решением проблем пространственного восприятия, Раушенбах со свойственным ему азартом исследователя углубился в изучение древнерусского искусства. Среди обилия книг по этой теме труды Г.К. Вагнера оказались для Раушенбаха наиболее полезными. Кроме научной ценности, в них присутствовала та высокая духовность, от которой сердце всякого любящего русскую культуру буквально отепляется. При чтении вагнеровских текстов в сознании утверждалась необходимость следовать именно христианскому пониманию совести, которая у Вагнера, как у истинного православного была поднята до высоты нравственного абсолюта. И Раушенбах, и Вагнер дорожили своей дружбой.

Тут следует остановить внимание на необыкновенной вагнеровской сердечности, которая часто ошеломляла обывателя. Многим была просто непонятна его поведенческая логика. Однако, вскоре «удивленные» убеждались в том, что способность Георгия Карловича прощать собственных обидчиков и бесстрашно защищать каждого нуждающегося в защите жила в нем до последних часов его жизни. (Достаточно вспомнить эпизоды многолетнего отстаивания правоты теоретических выводов Раушенбаха в области передачи перспективных сокращений пространства и яростной защиты рядовой учительницы пения из рязанского села, которую местные власти в 1989 г. пытались наказать только лишь за то, что она привела своих учеников в храм). Защита правого было не эпизодическими вспышками вагнеровской добродетели, но доставшийся от родителей стиль жизни, бытия в мире высоких онравственных понятий.

Кстати, несмотря на внешнюю строгость, Георгий Карлович часто шутил сам и любил рассказывать об умных шутках других.

Меня восхищало его милое и очень нежное состояние души во время общения с простыми людьми. То были моменты, когда все озарялось приподнятостью в настроении. Вот один из эпизодов: Лето. Георгий Карлович вместе с сотрудниками Рязанского краеведческого музея на территории заповедника подробно рассказывает о днях своей работы в музее.

- А это окно моей бывшей квартиры. Тут я жил... – Ведет за собой группу в сторону сада. На тропе перед входом в здание, в котором располагалось Рязанское отделение общества охраны памятников, встречает Вера Ивановна Чернышева.

- Здравствуйте Георгий Карлович! Пожалуйста, заходите к нам!.. – Вдруг между Вагнером и Чернышевой появляется Сергей Васильевич Чугунов и в позе петушиного наскока кричит: «Нет!.. Нет!.. Георгий Карлович... она плохо сказала о нашей книге!.. Нет!»

Вагнер распрямился (обычно он был слегка сутуловат), осветил всех улыбкой, протянул руки к смущенной, растерявшейся Вере Ивановне и, насколько позволяло ему горло, вечно больное, с утешением произнес: «Ну, что Вы, Сергей Васильевич, такая приятная женщина приглашает к себе в гости...вы как хотите, а я с удовольствием принимаю приглашение, тем более, я, Бог знает сколько лет не был в этом здании...»

И тут же, обратившись к хозяйке с вопросом: «Вера Ивановна, удается ли увлечь местную власть на вспоможение Ваших дел?», поднялся на крыльцо.

Было это в 1988 году.

Сохранилась еще одна дневниковая запись иллюстрирующая сиюминутную готовность Вагнера подняться над мелочностью личных обид: «...В телефонном разговоре передал Георгию Карловичу просьбу В.И. Чернышевой о возможной публикации материалов о генерале Скобелеве.

- Саша, я обязательно выполню ее просьбу и доведу дело до конца. Уже написал в «Советскую Россию», пошлю материалы в Болгарское общество и даже в Болгарское посольство. Нужно же, наконец, возвести разобранные стены над гробницами Скобелева и его родителей».

Вызывает восхищение беспредельная отзывчивость этого замечательного человека. Кто только и о чем только не просил его?! Всем и всему оказывалось действенное внимание. Всем находилось время.

Вот часть дневниковой страницы от 24 декабря 1986 года: «Позвонил Георгию Карловичу. Он, как всегда: “Саша, дорогой, приезжайте скорее! Жду”.

-Тьфу-тьфу!.. Не сглазить, выглядит сегодня Георгий Карлович бодро!

- Саша, работы не впроворот. Приходится рецензировать такую мелочь, что в памяти не остается. В Византийском сборнике № 46 опубликована моя большая статья о храме и посвящена она 1000-летнему юбилею Крещения Руси. Это посвящение в моем предисловии к книге, которая уже в типографии.

- Георгий Карлович, а какая судьба у книги «Функциональное значение древнерусского храма»?

- У... лишь на будущей год перенесено все. Они еще будут только ставить вопрос о включении ее в план. Затем очередь и... не ранее 90-х годов... Очень рад за Алексея Федоровича. Он наша крепость, стена нерушимая.

Да, написал заметку в местную газету г. Спасска о сохранении местного кладбища.

Разговор перешел на Вагнеровские статьи о творчестве Виктора Ивановича Иванова.

- В журнале “Художник” мне безапелляционно заявили: “Слишком уж превозносите его”, в газете “Литературная Россия” ответили: “...уже давали о нем очерк”. Теперь переделываю весь материал в журнал “Искусство”.

Мы долго и заинтересованно говорили о картинах: “Похороны в Исадах”, “Кафе Гре-ко”, “Рязанские луга”, отмечая в них особую светоносную основу, которая воссоздается через очень серьезное и глубокое живописное решение. Затем перешли к книге Кабанова “Православная церковь и политическая борьба 14-15 вв.”. В конце разговора Георгий Карлович после продолжительной паузы:

- Грустно осознавать, что нынешняя молодежь зачастую бездумно относится к таким сложным вопросам...»

Увы, не только молодежь... Бездумность проявляется во всех сферах, в науке об искусстве в особенности. Не могу не вспомнить о крошечном эпизоде, всего лишь комарином укусе, который был нанесен Раушенбаху и Вагнеру искусствоведом Л.В. Мочаловым. Он в своей статье «О системе типов пространственного построения картин», мудрствуя лукаво пишет: «Может быть, не стоило бы столь подробно разбирать книгу Б.В. Раушенбаха, неоднократно подчеркивающего, что он не предполагает никаких искусствоведческих выводов, если бы авторитет представителя точных наук не гипнотизировал гуманитариев. Кажется, именно это произошло с известным исследователем древнерусского искусства – Г.К. Вагнером». Яркий пример абсолютного бездумия.

Я помню обсуждения первой книги Бориса Викторовича, и ту полемику, которая раз-вернулась вокруг его статей содержащих вопросы восприятия и передачи трех мерности пространства средствами изобразительного искусства. Со временем забудутся все бессодержательные выступления, прямые нападки на ученого, решившегося выявить закономерности восприятия и воспроизведения пространства. Но бездумность всюду пыталась взять свое. Даже в провинции любые попытки нетрадиционного взгляда на устоявшиеся «нормы» вызывали неприятие. Помню, как насмешливо реагировала в 70–80-х гг. среда художников и учителей рисования на все мои попытки популярно пересказать содержание умных, очень красивых теоретических озарений Раушенбаха. Волей судьбы я оказался свидетелем той острой, полемически ярой страсти Вагнера, с которой он защищал Бориса Викторовича Раушенбаха от различного рода нападок и прямых инсинуаций. В одном из писем он прямо называет себя мальчишкой, который «...то и дело вскакивал с места и просил “киевлянина” уточнить где, в каком месте у Раушенбаха есть то, что ему приписывают?» Хотя Вагнер в мягкой и очень доброжелательной форме отмечал отдельные места в работах академика, в которых есть «определенные неясности», которые со временем могут вызвать существенные разногласия, Вагнер, подчеркиваю, принял, услышал математика, дерзнувшего подарить художникам большую свободу! Счастье созновать, что они были желанны друг другу! И ничто не смогло омрачить света их отношений, поскольку они дорожили Истинной!

С такой же готовностью отстаивать истину Вагнер вступился и за здоровое реалистическое искусство Виктора Ивановича Иванова. Вагнер одним из первых среди исследователей современного искусства отметил и высоко оценил В.И. Иванова, как продолжателя древних исконно русских традиций. Именно Вагнер в искусстве современного живописца В.И. Иванова отметил не только присутствие традиций мирового реалистического искусства, но что не менее важно, обратил внимание на присутствие в творчестве художника стремления к освоению новых открытий в области изобразительного искусства. Этот художник, симфонистноватор, чьи произведения выстраиваются по правилам завершенной большой формы, в своем огромном холсте «Крещение» с успехом демонстрирует объективную правоту одной из раушенбаховских истин, которая звучит так: «... что естественное видение отдельного небольшого предмета, созерцаемого с близкого расстояния соответствует двум родственным способам изображения: аксонометрии или легкой обратной перспективе». Понадобились годы, за которые идеи математика естественным образом, без нажима и давления органически вошли в пространство современной картины.

Можно без конца вызывать из нашей памяти все новые и новые эпизоды общения с дорогими нашему сердцу именами. Это совершенно естественно! Но не менее естественно живет во всех нас желание растянуть во времени возможность встречаться и говорить о дорогих именах, вспоминая с благодарностью их великую любовь к людям и к Истине. Вспоминать их великий талант, в котором все было подчинено служению добродетели и всепрощению. Встречаться ради того, чтобы самим укрепиться и других укрепить примерами проявления той Воли, с помощью которой и сам Вагнер, и все дорогие и близкие его сердцу: могучий Лосев, неуемный аналитик Раушенбах, восторженный теоретик музыки Ю.Н. Холопов и многие из тех, кому обязаны современные наука и искусство своими новыми восхитительными открытиями, утверждали Веру, Знание и Любовь! В заключении мои слова бесконечной любви и благодарности всем им за их бесстрашие в защите Русской культуры, за их искреннее, действенное участие в наших судьбах!