Стр.:
Лейпцигский период знаменовал начало творческой биографии Радищева. Владея основными европейскими языками, он обыкновенно знакомился с произведениями непосредственно в подлинниках. В зрелые годы Радищев стал эрудитом, знавшим все сколько-нибудь значительные достижения общественной мысли.
Уже в юности в Радищеве сформировалось мировоззренческое ядро, его
взгляд на соотношение духа и тела определён, конкретен, неизменен. Это — кредо:
«Я лучше ночь просижу с пригоженькой девочкой и усну, упоенный сладострастием в объятиях ее, чем, зарывшись в еврейские или арабские буквы, в цифири или египетские иероглифы, потщусь отделить дух мой от тела и рыскать в пространных полях бредоумствований, подобен древним и новым духовным витязям. Когда умру, будет время довольно на неосязательность, и душенька моя набродится досыта».
Правда, от Радищева же мы знаем и об оборотной стороне его молодого телуприслужнического пыла: «Любовь к потехам плотским наделила меня плодом безмерной чувств услады - сифилисом. И пусть потомки мои простят меня за тот яд, что я влил в их жизненные члены. Ваши бледные лица — мое то осуждение».
Несмотря на то что друзья учили Радищева правилам (кондициям) разумного поведения (вот одно такое, к примеру: «В делах житейских всё зависит от расчета и уловки. Кто в них следует единому рассудку и добродетели, тот не брежет о себе. Благоразумие, а иногда и один расторопный поступок, далее возводят стяжающего почести, нежели его добродетели и дарования совокупно»), он вошел в жизнь с другим представлением о должном и достойном.
Богат был и его жизненный опыт. Возвратившись из Германии в 1771 г., Радищев служил протоколистом Сената (1771—73), обер-аудитором (военным прокурором) штаба Финляндской дивизии (1773—75), получил чин секунд-майора и вышел в отставку. С 1775 по 1777 г. Радищев жил в своем имении под Москвой.
С января 1778 до 1780 г. Радищев состоял на службе в Коммерц-коллегии в качестве асессора. В 1780 его назначают зам. советника, затем (с апреля 1790) советником таможенных дел петербургской Казенной палаты, т. е. управляющим таможней.
Служебная деятельность дала ему возможность познакомиться с людьми различных сословий, увидеть злоупотребления «власть имущих», социальную принадлежность церкви, узнать бедственное положение народа. Исследователи отмечают отзвуки пугачевских манифестов, которые слышны в его произведениях.
Первые же годы службы в России показали ему невозможность применить «для пользы отечества» полученные за рубежом знания (Полн. собр. соч., т. 1, 1938, с. 173). Резкой радикализации его взглядов способствует общая обстановка конца 60— нач. 70-х гг. Отказ Екатерины II от выполнения декларативных обещаний «Наказа» (1766), прекращение работы Комиссии по сочинению проекта Уложения (1767—68), явное нежелание принимать меры для облегчения участи крепостных «рабов» ставят в оппозицию к самодержавию радикальное крыло русских просветителей («Философические предложения» Козельского, сатирич. журналы Н. Новикова).
Следует обратить внимание на некоторые черты характера Радищева, без которых не было бы понятно его литературное и научное творчество.
Человек редкой смелости и прямоты, он всем своим образом жизни подтверждал единство мыслей, слов и дел. Был непреклонен в отстаивании собственного мнения. В коммерц-коллегии он один не боялся возражать ее всесильному президенту. Радищев удивлял своих современников тем, что, руководя таможней, проявлял полнейшее бескорыстие — многие его предшественники и преемники сколачивали в таможне состояния, и это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. С достоинством держал он себя и при дворе.
Радищев не был замкнутым человеком, но говорил обыкновенно очень мало и редко прежде, чем его спросят. Если же имел повод, то говорил хорошо и всегда весьма поучительно. Всегда он был сосредоточен и имел вид человека, не обращающего никакого внимания на то, что происходит вокруг него, и занятого предметом, который он обдумывает.
Радищев активно участвовал в литературной жизни:
сотрудничал в сатирических журналах Новикова и в «Беседующем гражданине», издававшемся «Обществом друзей словесных наук»;
опубликовал перевод книги французского историка и социалиста-утописта Габриэля Бонно де Мабли (1709 - 1785) «Размышления о греческой истории и о причинах благоденствия и нещастия греков» (1773) (при этом снабдив ее своими примечаниями, в которых, в противовес официальной идеологии, провозглашавшей самодержавие строем, единственно пригодным для столь обширного государства, как Россия, защитником «естественной вольности» людей («Наказ Екатерины Вторыя...». - СПБ, 1770. - п. п. 9—19, 57, 80 и др.), решительно осуждал самодержавие как «наипротивнейшее человеческому естеству состояние» (А. Мабли. Размышления о греч. истории... - СПБ, 1773. - С. 126, прим.);
публиковал собственные литературные произведения «Слово о Ломоносове» (1780), «Письма к другу, жительствующему в Тобольске по долгу звания своего"» (1782), оду «Вольность» (1781 - 1783) и др.
Стр.:
![]() |