Бюллетень. Номер пятый. Наши публикации.

А.Л. Доброхотов. «Принцип бытия» в мелопее Вяч. Иванова «Человек»(1). Страница 1.

Стр.: 1, [2]

Пожалуй, 19 декабря 2006 года может стать еще одной знаменательной датой в календаре русской культуры. Представленное в этот день в «Доме А.Ф. Лосева» первое отечественное издание мелопеи Вяч. Иванова «Человек»(2) вернуло, надо надеяться, в горизонт нашего внимания один из шедевров русской мысли. Решусь причислить творение Вяч. Иванова «Человек» к главным книгам XX века: на это дает право благодатно достигнутое поэтом соединение предельной жизненной значимости, метафизической глубины и невероятной формальной изощренности. Но судьба шедевра сложилась непросто. Ее создание сопровождали невиданные еще человечеством войны, революции, перевороты, а через несколько дней после публикации грянула Вторая мировая. Этот жуткий фон соответствует эсхатологическому духу «Человека» по всем правилам эстетики «возвышенного», но не лучшим образом располагает публику к чтению. Поэтому не приходится удивляться, что мелопея – произведение и без того замкнутое в неприступный чертог крепко сцепленных друг с другом смыслов – не вышла в широкое культурное пространство, осталась по существу непрочитанной. Предстоит большой (уже блестяще начатый упомянутым изданием) труд экзегезы и герменевтики, потребуется много читательского терпения и прилежания, но состоялось главное: книга у нас в руках. Свою лепту хотелось бы внести и мне: ниже я предлагаю несколько конспективных замечаний об одной из важных тем мелопеи, о даре бытия.

Композиционная техника мелопеи отсылает нас к опыту Данте, к технике встраивания в большое повествование малых, но целостных сюжетов, своего рода «инфра-фабул», которые на свой лад повторяют и формулируют смысл целого. Такой инфрафабулой является тема бытийного дара. В явном виде она представлена в мелосах первой и второй части, а также в примечаниях, в глоссе «Алмаз». Но в латентных формах она пронизывает всю поэму, да и, пожалуй, все творчество Вяч. Иванова. (Во всяком случае, без привлечения и тематически близких работ, как статья 1907 г. «Ты еси», и относительно далеких, как «Переписка из двух углов», трансмутации «бытия» в поэме останутся не вполне понятными.)

Сюжетным стержнем темы является дар, полученный Денницей (Люцифером) как «наследником престола» от Бога-отца. Это – перстень с алмазом, в котором как перекрестье двух лучей начертаны имя «Аз» и глагол «Есмь». Смыслу дара и трагедии его ложного истолкования посвящены в первой части антимелосы Бета, Гамма и Дельта, а во второй части – Акме и антимелосы Тета, Эта и Дзета. IX сонет третьей части дает своего рода репризу темы и антимелос Альфа четвертой части дает формулу решения всей «алмазной» коллизии. Фабула этого мистического События выстроена как тезис, антитезис и синтез. Вначале Денница принимает дар, но истолковывает его как свою собственность, которая дает ему право на самоутверждение. Затем Человек в разных обличьях переживает опыт самоотречения в любви и, в этом смысле, – отказа от дара бытия, растворения в Другом. Но обе версии ответа на священный дар оказываются ущербными. Истиной оказывается утверждение себя и принесение себя в дар – через восстановленную любовью связь – Тому, от кого было получено бытие.

Весьма значимо то, что Иванов в своих кратких примечаниях («глоссах», по его выражению) дает парафразу этой темы на «школьном» языке профессиональной философии. «ему [Люциферу] дается самосознание (аз), но качество этого самосознания определяется свободно избираемым отношением сознавшего себя духа к принципу бытия (есмь). В абсолютном, божественном сознании “Аз-Есмь” есть суждение тождественное: “Аз есмь Бытие”, “Бытие есть Аз”. <…> мнимая полнота тварного духа, отражая в своей среде тожественное суждение Единого Сущего, искажает его в суждение аналитическое: бытие есть признак и изъявление моего “аз”; нет другого бытия, кроме во мне содержимого и из меня истекающего.

<…> Творец ожидает от возносимого Им над тварностью духа действия творческого: таким было бы превращение Имени в суждение синтетическое. “Аз есмь” должно значить: “Аз” есть “Есмь”; мое отдельное бытие (“аз”) есть Единый Сущий (“Есмь”) во мне, сыне; Сын и Отец одно. Логическая связка “есть” знаменует связь любви <…>»(3). Три формы суждения здесь не просто – логическая метафора. Поэт опосредует ими указание на целый пласт философских дискуссий о бытии, которые могут высветлить смысл поэмы.

Стр.: 1, [2]

• НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Содержание бюллетеня