Бюллетень. Номер четвертый. Наши публикации.

Е.Е. Давыдова. Арбатские адреса А.С. Хомякова. Страница 2.

Стр. [1], 2

Дом Хомякова на Собачьей площадке становится своего рода символом. Уже после смерти Алексея Степановича А.Ф. Писемский в романе «Взбаламученное море» (1863) выводит персонажа, происходящего из семьи славянофилов, с весьма говорящей фамилией – «Сабакеев» (в обитателя приарбатья сам Писемский превращается только с конца 1860-х, обосновавшись в Борисоглебском переулке). Память о Хомякове после его смерти воплощалась не только в его сочинениях, в определенном направлении мысли – в славянофильстве, но и зримо – в доме на Собачьей площадке. Дом, кстати, продолжал именоваться «домом Хомякова» вплоть до революционных потрясений.

С кончиной Хомякова в доме на Собачьей площадке осталось семеро детей. Более или менее взрослыми были только дочь Мария и сын Дмитрий. С дочерью Марией главным образом связана судьба дома после смерти Хомякова. Она осталась незамужней, мечтала отдать дом под общественное или учебное заведение, но это не вышло. Она сохраняла обстановку кабинета отца и некоторых других комнат такими, как они были при нем. Умерла она в апреле 1919 г. Тогда ее племянница, Мария Алексеевна Челищева (в замужестве Бобринская) стала хлопотать о «деле дома». Обратилась в Историческое Общество при Московском Университете и лично к Павлу Сергеевичу Шереметеву. Он писал ей следующее:

Москва 29 марта / 11 апр<еля> <1>919.

Многоуважаемая Мария Алексеевна,

Дело дома подвигается успешно. После посещения Ник<олая> Влад<имировича> Бартрама и доклада его Троцкой последняя выразила согласие на следующее решение: «признать дом Хомякова как имеющий историко-художественное значение для истории Москвы и долженствующий стать одним из отделов Музея Города Москвы, характеризующий эпоху 1820–50-х годов». Решение принципиальное и еще в заседание коллегии не проведенное. Но можно думать, возражений в ней не будет. С Грабарем я говорил, и он выразил полное сочувствие и оказал содействие в спешном порядке. Бумагу Исторического Общества при Московском Университете за подписью М.М. Богословского и секретаря Егорова о необходимости принять меры охраны я приложил к своей записке. В Коллегии по охране памятников завелось дело о доме Хомякова. Некоему Суханову поручено войти в переговоры с Хамовническим жилищным отделом. Кроме того, тот же Бартрам говорил Троцкой, что необходимо войти в сношения с родными Хомякова, благодаря чему можно будет успешнее выполнить предпринимаемую задачу, на что Троцкая выразила также свое согласие.

Пишу Вам это на случай, если не застану дома. Нужно бы повидаться и поговорить о дальнейшем. Не думаете ли Вы, что хорошо бы обсудить как и что нужно делать, чтобы держать их в руках? Мне бы казалось, что очень желательно отыскать какие-либо воспоминания о доме, наверно, сохранившиеся в письмах, дневниках и пр., чтобы иметь историю его. Эту литературную сторону нужно бы поручить знатоку мемуаров. Надо посмотреть труд Барсукова «Жизнь и труды Погодина» и т. д.

С искренним уважением

П.Шереметев .

31 мая 1919 г. дом на Собачьей площадке был отдан в ведение Отдела по делам музеев. М.А. Челищева получила официально должность хранителя музея (правда, ей потом пришлось бежать в Среднюю Азию). Музей, получивший название «Бытовой Музей Сороковых Годов», был открыт 7 ноября 1920 г. как филиал Исторического музея. Здесь были собраны материалы, предметы быта, хранившиеся в дворянских семьях, не только Хомяковых, но Лобановых-Ростовских, Боде-Колычевых, Ляминых и др. С 1921 г. музеем заведовал Б.В. Шапошников. В ОПИ ГИМ сохранилась «Книга для записей посетителей музея» (1926–1929). Вот лишь некоторые имена: В.М. Жирмунский (11 мая 1926), Андре Мазон (27 февраля 1927), П. Сакулин (2 октября 1927), Этторе Логатто (21 сентября 1928)...

Бытовой Музей был ликвидирован после принятия решения об укрупнении музеев и закрытия музейного отдела Наркомпроса в 1929 г. Его материалы перешли в фонды Исторического музея. В основной экспозиции Исторического музея была воспроизведена диванная из дома Хомякова вместе со столом сороконожкой, но экспозиция была разобрана в 1974 г. Сам же дом был разрушен в 1963 г. Елизавета Николаевна Сильверсван, родившаяся в 1928 г. в этом доме и прожившая здесь детство (дочь юрисконсульта, помогавшего М.А. Челищевой), вспоминает: «Когда в конце 1963 г. ломали наш милый деревянный дом, мы с мужем ездили к нему. Это было ужасное зрелище. Наш старичок никак не хотел поддаваться технике. Он кряхтел, стонал, но стоял. Ведь он столько пережил: и пожар 1812 г., и бомбежки Великой Отечественной войны (зажигательные бомбы, которые гасили на крыше мой отец и другие жители дома, “фугаску” которая разрушила театр Вахтангова, а дом рядом – ничего). Вокруг нас стояло много людей, все плакали. Это было очень тяжело».

Стр. [1], 2

• Наши публикации

• Содержание бюллетеня