Бюллетень. Номер четвертый. Наши публикации.

А.А. Бугров (Кострома). Тут, вблизи, у реки Костромы. Страница 2.

Стр. [1], 2

Да, я забыл сам свою песенку, последняя строка была: “Расцвечу смоковницу засыхающую”. И я бегал по Костроме как Наполеон: “Победа! Победа! Победа!”».

Соблазнительно истолковать данный эпизод как инициацию. Ритуал уже и в розановские времена мог выглядеть бытовой мелочью, но ясно одно – испытание Костромой Розанов выдержал. Конечно, не хватало ему в Костроме шума жизни. Ему и в Петербурге, и в Италии шума этого не всегда хватало. Без общения Розанов задыхался, ему необходим был собеседник, сосед, прохожий, о семье и говорить нечего. Пословица: «В тесноте люди песни поют, на просторе волки воют» – к Розанову как нельзя лучше относится. Розанов не боялся и не стыдился близко подходить к человеку, в душу заглядывать (но и свою при этом не жалел). Недаром Гиппиус называла розановскую неизлечимую интимность и прелестной, и противной. Окаменевший Сологуб (если верить той же Гиппиус) прилюдно однажды обвинил Розанова в грубости, явно защищаясь от змеиной политичности Розанова. И в своей грубости Розанов не без удовольствия согласился.

Как считает Умберто Эко, пренебрежительное отношение к противоречиям (то есть синкретизм) является отличительным знаком фашизма. Розанов – удобная мишень для любого стрелка: кто уж, как не он, то нежно, то грубо пренебрегал противоречиями. Это неотъемлемое качество его натуры. К обвинениям в протофашизме Розанову (как и Флоренскому, и Блоку) не привыкать. Что тут хотелось бы сказать? А семье можно ли прожить, не пренебрегая противоречиями? А в любви? Хотя чего там – и семья, и любовь давно уже подозрительны в глазах «продвинутой» общественности. Хочется и Флоренского слова «о понижении разности потенциалов во всех областях жизни» вспомнить. Вовсю сейчас идет этот процесс во имя лишенного противоречий, очередного светлого глобального будущего. И человека не спрашивают, хочет он туда или нет, с таким же презрением к личности относясь, как и тоталитаристы прошлого века. А Розанов, помните, говорил: «Какое это счастье уважать соседа, того, кто рядом». И не просто говорил, и в самом деле уважал, споря, не соглашаясь, или там пристрастно обличая, ведь уважение – это прежде всего бескорыстный интерес.

Сейчас в Костроме на том месте, где находился дом Розанова, – автостоянка у цирка. В розановские времена это была костромская окраина, сейчас – почти центральная часть города, рядом с цирком – толкучка, то есть этот… как его… микрорынок – и людно, и шумно (Розанову бы вся эта суета оказалась по нраву). А по ночам за громадой цирка редко машина проедет, редко сторож покажется, зимой после девяти прохожих не видать, жутковато, заброшенная глушь невидимо, но слышно оживает. Фонари горят, но тускловато, а если бы прожектором вон тот темный угол осветить, то мы увидели бы то, что пока только боковым зрением угадываем – невысокий гражданин такой, метра два с постаментом, в незастегнутом пиджачишке с подрастрепанной прической – знакомый субъект-то! – глядит на нас с ехидной пристальностью и по-семейному кукиш показывает, как и хотел: накось, Кострома, выкуси. И Костроме (хоть виду она бы и не показала) понравился бы этот нелояльный силуэт.

Кострома, февраль 2006 г.

Стр. [1], 2

• Наши публикации

• Содержание бюллетеня