Бюллетень. Номер четвертый. Справочно-библиографический раздел.

Н.К. Малинаускене. Habent sua fata libelli – Книги имеют свои судьбы А.Ф. Лосев. «Жизнь». Страница 1.

Стр. 1, [2]

Алексей Федорович Лосев оставил нам не только научное наследие, но и образцы философской прозы. Еще в лагерные годы он почувствовал необходимость именно такого самовыражения. В письме к Валентине Михайловне Лосевой от 30 июня 1932 г. он признавался: «чувствую временами, – и в общем очень часто – наплыв каких-то густых и сочных художественных образов, сплетающихся в целые фантастические рассказы и повести. Чувствую неимоверную потребность писать беллетристику… И сколько всего придумывается нового и неожиданного и какие приходят новые и неожиданные слова и образы, и – все это возникает и забывается, нарождается и опять умирает в памяти, так что многого теперь уже не могу вспомнить, в то время, как если бы все это было записано, то получились бы не только законченные литературные образцы, но это было бы базой для дальнейшей литературной эволюции и для прогресса в выработке собственных оригинальных приемов и стиля».

Самой яркой и значимой для любого читателя, по нашему мнению, можно считать повесть «Жизнь» 1941–1942 г. Почему для любого? Потому что вряд ли найдется человек, который бы рано или поздно не задумался над тем, зачем он живет, над тем, что называют «смыслом жизни». Потребность выразить на бумаге свои мысли о жизни появляется у Лосева в голодные и холодные военные годы. Как отмечает А.А. Тахо-Годи, «полуслепой», «пережив горе, гибель всего, чем жила и цвела душа», «при тусклом свете керосиновой коптилки», он обращается «к самым основам жизни», вдохновенно пишет на оборотках уже использованной серой бумаги, «разыскивая тайну человеческой жизни».

Впервые эта повесть была опубликована в журнале «Юность» (1990, № 4, 5), а затем – в книгах Лосева «Жизнь (Повести. Рассказы. Письма)» 1993 г., «Мне было 19 лет…» 1997 г., в двухтомнике «Я сослан в XX век…» 2002 г. Помню, как обсуждали ее первое появление в «Юности» мои коллеги по кафедре общего языкознания педагогического института, профессором которой А.Ф. Лосев был в течение долгих лет: Галина Александровна Романовская, Светлана Александровна Полковникова, Григорий Леонидович Зеленин, ученики и друзья Алексея Федоровича. Галина Александровна тогда сказала запавшие в душу слова, что мудрость Алексея Федоровича поймут не сразу и не скоро.

Автор недаром называет героя своим именем – Алеша (вспомним кстати, что Алексей в переводе с греческого – защитник). В повести есть и другие автобиографические мотивы. Мальчик задается вопросом, близким философу, «строящему философию не абстрактных форм, а жизненных явлений бытия»: «Но для чего, во имя чего, кому, в чьих интересах, ради какой идеи я должен действовать и работать, стремиться и не отставать от других?» Ответ на этот вопрос он ищет в разговорах с учителем биологии, с крестьянином, со школьным товарищем, с каким-то инженером, с анонимными собеседниками. Поначалу поиск ответа для Алеши мучителен, он медленно и постепенно нащупывает путь к своей правде.

Первая идея, утешившая и ободрившая его, заключалась в том, что «надо стать выше жизни», а выше жизни – знание: «Мудр тот, кто знает судьбу; а знает судьбу тот, кто знает жизнь; а знает жизнь тот, кто живет и мыслит». Теперь Алеша больше размышляет сам и приходит к мысли, что «мудрость жизни не есть знание законов природы», «не есть только знание». Далее приходит понимание, что и «действие, деятельность, практика, даже моральные поступки и нравственная воля еще не есть мудрость жизни, которая стала бы выше судьбы»: «еще надо знать как именно действовать, во имя чего действовать». Также и созерцание жизни, «даже самое глубокое, никогда не способно заменить самой жизни». Напротив: «созерцание красоты, при видимой своей мудрости и глубине, слишком отдаляет нас от жизни… слишком делает нас бездеятельными».

Размышляя над тем, что «общее – вот что освещает и осмысляет все частное, все частичное, все случайное, все уединенное и объединенное», Алеша находит это общее в родовых, родственных отношениях: «Родина есть то реальное общее, которое меня реально породило с моим человеческим телом и с моей человеческой душой». Но мысль идет дальше: «есть превысшая, общечеловеческая Родина, которая есть твердыня добра и истины и которая может велеть вступить мне в смертный бой <…> есть опора против бессмыслицы жизни, есть твердыня, превысшая судьбы и есть внутренняя и несокрушимая цитадель презрения к смерти, есть любовь и жертва…»

Стр. 1, [2]

• Справочно-библиографический раздел

• Содержание бюллетеня