Иванова-Лукьянова Г.Н | LOSEV-LIBRARY.RU

Бюллетень. Номер четвертый. Наши публикации.

Г.Н. Иванова-Лукьянова. Уроки Лосева. (Из воспоминаний). Страница 1.

Стр. 1, [2]

Лосевский дом на Арбате и поныне сохраняет дух своего хозяина, обстановку некой отстраненности не только от повседневной суеты, но и от реальной жизни. Ощущение тем сильнее, чем больше понимаешь, что это еще одна пядь отвоеванного у нынешнего Арбата культурного пространства. Выстроенный совсем не по современным законам, он поражает своей сдержанностью, гармоничностью, безупречностью вкуса. Алексей Федорович умел создавать ощущение вневременности, нездешности, философичности. Старания Азы Алибековны Тахо-Годи в создании этого Дома и в сохранении его духа оценит, надеюсь, еще не одно поколение.

В наше аспирантское время (вторая половина 60-х годов) Лосев как философ-теоретик нам не был знаком. Да мы и не поняли бы ничего, ведь философия, которую изучали в вузах, имела совсем другую направленность.

Впечатление возвышенности было всегда, оно даже не было связано с содержанием аспирантских занятий, когда мы вместе с учителем проводили параллели между грамматическими формами санскрита, древнегреческого, латинского, старославянского языков и языком-основой и наблюдали их превращения в современных языках. Одновременно шел разговор об античных поэтах, о древних философах, а также о современных, с которыми Алексей Федорович вел переписку.

– На каком же языке Вы переписываетесь?

– На латыни.

И тут каждый подумал: «Вот тебе и мертвый язык»! – и еще, конечно, с тоской подумал о себе, о своих знаниях.

А.Ф. любил вопросы аспирантов и отвечал на них весьма пространно. Эти беседы были из области чистой науки и действовали возвышающе. В такие моменты в Лосеве проявлялся подлинный признак истинного интеллигента – отсутствие снобизма: мы нисколько не тяготились своим невежеством, хотя, конечно, не знали не только греческого, но толком и латыни. Он и сам не раз говорил: «Древнегреческого вы, конечно, знать не будете, но вам это надо для создания лингвистического мышления».

Уроки А.Ф. Лосева удивительным образом прорастают через многие годы. То, что раньше оставалось незамеченным или неясным, вдруг проясняется. И через нас, уже ставших преподавателями, переходит к нашим ученикам. Алексей Федорович никогда ничего не разжевывал, не разъяснял, а просто «бросал семена», которые давали всходы, хотя иногда и поздние. В своей тетради по древнегреческому нахожу пример, записанный греческими буквами: «пафос» – и толкование: «терпение и страдание. Отсюда патология, пасха, пассив. Страсти – пафос и страдание, пафосное страдание». А дальше уже мысль отлетела от лосевских уроков и пошла гулять через годы в новых аудиториях, где я, конечно, рассказываю о русском философе и развиваю заданную им тему. Почему для русской грамматики предпочтительным оказался термин страдательный залог, а не пассивный, как в других индоевропейских языках? Может, в этом тоже проявляется русская ментальность, заключающаяся в одухотворении, очеловечивании грамматики? От латинского patiens образовано слово пациент, что означает «терпящий и страдающий», – это уже каждому близко и понятно.

Другая запись: «Родительный падеж – это родовой предмет. Указывает на множество: дом отца – отцы. Вот связь между той множественностью, которая заложена в род.п. и множ.числом им.п.». Только сейчас дошло, почему двойственное число было создано на базе родительного падежа. Это и есть начало множественности, переход к множественному числу, ведь дом отца – это начальная общность. Может, поэтому двойственное число и отпало: язык устраняет промежуточные звенья как изжившие, но тут же утяжеляет соседние. Грамматики скорее всего не согласятся с таким грубым выводом, но здесь опять слышится одобрение Лосева, который говорил: «Не бойтесь высказать свою мысль, пусть даже абсурдную. Ищите смысл в аналогиях – в языке нет случайностей». Однажды одна аспирантка спросила, заметив корневое сходство двух семантически несхожих слов: «А это слово тоже от него происходит?» На что А.Ф. сказал: «Давайте посмотрим». И начался увлекательный проход через лабиринты древних и современных языков – и, действительно, такая связь нашлась. Он постоянно учил смелости суждений.

Вообще смелость – одна из основных черт Лосева. Казалось, он никого и ничего не боялся и ни от кого не зависел. Брошенная на уроке фраза «Мне какое дело?» распространялась не только на факты грамматики, но и на факты жизни. А произнес он ее по поводу языка-основы и прозвучала она в таком контексте: «Был ли праязык (Фортунатов) или потом образовался этот общий язык в результате скрещивания (Трубецкой)? Относительно термина праязык. Латынь – праязык для всех романских языков. Но относительно его применения к основе всех индоевропейских языков – спорно. Но это и неважно, бог с ними, с этими проблемами… арийскими всякими, для лингвистов это все равно. Не напирайте и вы на эти проблемы (фашистские, неофашистские и т.д.). Будьте к этой проблеме равнодушны, как и я. Мне какое дело, как образовалась эта общность» (1966 г.).

От профессора исходило такое чувство уверенности и спокойствия, что и мы, находясь в лосевском поле бесстрашия, чувствовали себя защищенными и уверенными в своих силах.

То, что тогда воспринималось как смелость, на самом деле, скорее всего, была внутренняя свобода, внешне проявлявшаяся в невозмутимости и спокойствии. Все это создавало определенный барьер недоступности. На учеников он не распространялся, но иногда в этой недоступности можно было различить безразличие и даже скрытое презрение.

Стр. 1, [2]







'







osd.ru




Instagram