Константин Николаевич Леонтьев

Страница 3.

Стр. : [1], [2], 3, [4], [5], [6]

В 1887 году Л. опять вышел в отставку по состоянию здоровья и поселился в Оптиной пустыне. Когда там был Л. Н. Толстой, он встретился с Леонтьевым и они провели два с лишним часа в спорах о вере. Толстой называл его «разбивателем стекол» и добавлял, что любит таких людей.

Монашеское, аскетическое православие Л., отрицающее внутреннюю свободу и самоценность человека, рассматривающее его как нечто исключительно порочное, вызвало недоумение у современников. Л. опять остался в одиночестве.

Через 4 года (23 августа 1891 г.) в келье старца Варсонофия, он прининял тайное пострижение с именем Климента, После этого покинул Оптину и переселился в Троице-Сергиеву лавру. В дороге Леонтьев простудился, заболел воспалением легких и 12 (24) ноября 1891 г. скончался.

Его могила находится в Черниговском скиту лавры. Позднее рядом с Л. был похоронен В. В. Розанов, в котором Леонтьев нашел человека, понявшего его идеи и чувства. Он не успел с ним познакомиться лично, только вел переписку.

Центральная идея философии Л. - стремление обосновать целесообразность переориентации человеческого сознания с оптимистически-эвдемонистской установки на пессимистическое мироощущение.

Первое и главное, с чем мы сталкиваемся, размышляя о "вечных" о проблемах, которые традиционно относят к компетенции философии и религии, — это всесилие небытия, смерти и хрупкость жизни, моменты восхождения и торжества которой неизбежно сменяются разрушением и забвением. Человек должен помнить, что Земля - лишь временное eго пристанище, но и в земной своей жизни он не имеет права надеяться на лучшее, ибо этика со своими идеалами бесконечного совершенствования далека от истин бытия.

Единственной посюсторонней ценностью является жизнь как таковая и высшие ее проявления - напряженность, интенсивность, яркость, индивидуализированность. Они достигают своего максимума в период расцвета формы - носительницы жизненной идеи любого уровня сложности (от неорганического до социального) и ослабевают после того, как этот пик пройден и форма с роковой неизбежностью начинает распадаться.

Момент ее наивысшей выразительности воспринимается человеком как совершенство в своем роде, как прекрасное. Поэтому красота должна быть признана всеобщим критерием оценки явлений окружающего мира. Больше залогов жизненности и силы - ближе к красоте и истине бытия.

Другая ипостась прекрасного — разнообразие форм. И поэтому в социокультурной сфере необходимо признать приоритетной ценностью многообразие национальных культур, их несхожесть, которая достигается во время их наивысшего расцвета.

Тем самым к теории культурно-исторических типов Данилевского Л. делает существенное дополнение, носящее эсхатологическую окраску: человечество живо до тех пор, пока способны к развитию самобытные национальные культуры; унификация человеческого бытия, появление сходных черт в социально-политической, эстетической, нравственной, бытовой и др. сферах есть признак не только ослабления внутренних жизненных сил различных народов, движения их к стадии разложения, но и приближения всего человечества к гибели.

Ни один народ, считает Л., не является историческим эталоном и не может заявлять о своем превосходстве. Но ни одна нация не может создать уникальную цивилизацию дважды: народы, прошедшие период культурно-исторического цветения, навсегда исчерпывают потенции своего развития и закрывают для др. возможность движения в этом направлении.

Л. формулирует закон "триединого процесса развития", с помощью которого надеется определить, на какой исторической ступени находится та или иная нация, т. к. признаки, сопровождающие переход от первоначального периода "простоты" к последующему — "цветущей сложности" и конечному - "вторичного смесительного упрощения", - однотипны.

Стр. : [1], [2], 3, [4], [5], [6]