Бюллетень. Номер шестнадцатый.

ИССЛЕДОВАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ. III

Елена Тахо-Годи
(Россия, Москва, филологический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова)

О неопубликованном предисловии к несостоявшемуся изданию
(А.Ф. Лосев о Николае Кузанском)[1]

Интерес к проблеме «Лосев и Николай Кузанский» возник относительно недавно. За последнее десятилетие появилось несколько публикаций на эту тему как у нас, так и за рубежом[2]. Однако, стремясь реконструировать общую картину лосевского отношения к Николаю Кузанскому и воздействия Кузанца на его философскую систему, нельзя забывать о том, что многие материалы пропали из-за ареста Лосева в 1930 г., а сохранившиеся — не только переводы из Кузанского 1920-х — 1930-х годов, но выражающие лосевскую позицию комментарии к ним (в середине 2000 г. считавшиеся утраченными), — так до сих пор не опубликованы. К настоящему времени из рукописного наследия русского философа, имеющего прямое или косвенное отношение к этой проблеме, появилось ничтожно мало: фрагменты под заглавием «Кузанский и антично-средневековая диалектика»[3]; Предисловие к тексту «Исторический контекст трактата Н. Кузанского “О неином”», датированное 4 апреля 1929 г.[4], «План издания классиков по диалектике из античной и средневековой философии»[5] и три лосевских письма в издательство «Соцэкгиз» 1937 года[6]; сделан по расшифрованной нами машинописи 1929 года профессором Хенрике Шталь перевод (в сокращении) на немецкий язык текста «Исторический контекст трактата Н. Кузанского “О неином”», являвшегося введением к первой версии перевода «О неином», подготовленного Лосевым при участии Фиолетовой в конце 1920-х годов[7]; лосевские «<Тезисы о Кузанском>» начала 1930-х годов[8], а также фрагменты конспекта 1930 — начала 1940-х годов о западно-европейской философии, где Кузанский лишь упомянут[9]. Еще один небольшой шаг в этом направлении — предлагаемая публикация.

В свое время я уже попыталась определить основные вехи обращений Лосева к творчеству Кузанского[10], которые сейчас обозначу самым лаконичным образом: после гибели книги «Николай Кузанский и средневековая диалектика», подготовленной в конце 1920-х годов, отданной в печать в типографию в Твери и канувшей в небытие в связи с арестом в 1930 г., Лосев в середине 1930-х годов вновь обращается к Кузанскому, итогом чего становится появление во второй половине 1937 г. в издательстве «Соцэкгиз»[11] однотомника Кузанского, включающего 3 трактата немецкого мыслителя в лосевских переводах (насколько эти переводы были искажены редакторами издательства — отдельная тема). Этот однотомник стал единственной лосевской публикацией со времени его ареста и вплоть до середины 1950-х годов, хотя его имя было в издании Кузанского «сослано» с титульного листа в примечание к примечаниям.

На этот факт стоит обратить внимание не просто как на «примету времени», но еще и потому, что, как очевидно по документам из лосевского архива, изначально однотомник задумывался Лосевым как книга, подготовленная исключительно им одним, без участия других переводчиков. О том, как в середине 1930-х годов Лосев представлял это издание, свидетельствует следующий машинописный титульный лист:

НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ ИЗБРАННЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ТРАКТАТЫ.

Перевод и комментарий А.Ф.Лосева.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступительные замечания.

Трактат «ОБ УМЕ»

1. Текст с примечаниями

2. Комментарий

Трактат «О НЕИНОМ»

1. Текст с примечаниями

2. Комментарий[12]

Именно для этого издания Лосев полностью пересмотрел заново перевод трактата «О неином», сделанный до ареста, о чем свидетельствует сохранившийся фрагмент перевода конца 1920-х годов — внесенная в него Лосевым рукописная правка, в том числе, вписанный латинские термин, отличает этот финальный фрагмент текста трактата «О неином» от экземпляра, изъятого при аресте 1930 г. и попавшего в архив ФСБ. В то же время этот исправленный фрагмент полностью совпадает с финальными страницами перевода «О неином», представленном в «Соцэкгиз» и сохранившемся в лосевском архиве в черной папке, которую мы условно называем «Материалы по Кузанскому».

Думается, что мы имеем достаточные основания предположить, что сохранившееся лосевское предисловие к переводам Кузанского, публикуемое нами ниже, есть не что иное, как «Вступительные замечания», фигурирующие в только что приведенном нами титульном листе. Исходя из этого, можно, хотя и очень условно, датировать этот текст 1935 — началом 1936 гг. Осенью 1933 г. Лосев только вернулся из лагеря в Москву и начал писать роман «Женщина-мыслитель». Вероятно, к 1934—1935 гг. относится выработанный им «План издания классиков по диалектике из античной и средневековой философии», частично реализовавшийся изданием однотомного Кузанского в 1937 г. Начиная с апреля и до конца июня 1937 г. Лосев в письмах в издательство «Соцэкгиз» ведет полемику с редакцией из-за верстки не двух, а уже трех трактатов. 23 июля 1937 г. книга была подписана в печать. Все это косвенно указывает на то, что работа над переводом трактата «De possest», вероятно, относится к 1936 г. Из-за чего в 1936—1937 годах структура задуманного издания трансформировалась, неизвестно. Зато теперь более-менее представим лосевский путь как переводчика Кузанского: он начинается во второй половине 1920-х годов с трактата «De non aliud» («О неином»), продолжается в 1934—1935 переводом «Idiote de mente» («Об уме») и завершается работой в 1936 г. над сложнейшим текстом трактата «De possest» («О бытии-возможности»).

Публикуемый текст сохранился как в рукописном, так и в машинописном вариантах. Рукопись выполнена фиолетовыми чернилами на хороших белых большого формата листах, заполненных с обеих сторон и пронумерованных карандашом. В нее вложена машинопись того же текста без нумерации страниц (первые два листа 1-й экземпляр, третий, последний — 3-й экземпляр), без заголовка (как уже сказано, заглавие дано нами), на коричневатой бумаге плохого качества форматом 210×295 мм. Текст машинописи черного цвета. Рукопись и машинопись хранятся в черной папке, которую мы условно называем «Материалы по Кузанскому». Обе завернуты в газету «Правда» № 9 (6975) от 9 января (суббота) 1937 г. Разночтения между рукописью и машинописью в нашей публикации отмечены с двух сторон астериксами (*), если они превышают одно слово.

Судя по расхождениям между текстами рукописи и машинописи, мы не имеем (вероятно, утрачен) промежуточный машинописный вариант с внесенной в него авторской правкой. О том, что правка принадлежит самому Лосеву и что машинописный вариант должен считаться основной и окончательной редакцией текста, косвенно свидетельствует наличие еще одного аналогичного машинописного экземпляра с правкой и замечаниями редактора издательства «Соцэкгиз», для которого готовились Лосевым переводы Н. Кузанского. Эта правка двух видов. Есть поправки чисто корректорского характера (исправления опечаток, пунктуации, обведение чернилами непропечатавшихся в машинописи букв, замена прописных на строчные в слове «Средневековье», мелкая стилистическая правка, не имеющая принципиального значения). Но есть и иные — смыслового характера. Редактор счел необходимым сделать три отчеркивания синим карандашом на полях напротив фраз («Он не отвергает Абсолюта, но только он подозрительно много в нем понимает. Николай Кузанский, это — та наивысшая точка, тот критический момент, до которого всё ценное переносилось только на Абсолют и после которого всё ценное начинает переноситься на изолированного человеческого субъекта», «рефлектированный, до конца продуманный, глубочайше логический и сознательный синтез, который бывает только в умирающей культуре, там, где не творится новое, но регистрируется старое. Средневековый опыт в Николае Кузанском исчерпывает себя, и для новой работы мысли уже оказывается недостаточным этот опыт», «Ничто иное, как именно синтетизм зрелой буржуазной культуры импонирует нам в Гегеле, для которого этот синтетизм и создал диалектику, этот самый синтетический и самый зрелый философский метод»), а также вычеркнуть полностью фразу «Он [Кузанский] еще не умер, но острота его ума еще шумит и волнуется в наших жилах, в наших философских нервах». Это вычеркивание он сопроводил велеречивым комментарием на обороте страницы. Приведем эту редакторскую отповедь полностью:

«“Острота его ума еще шумит и волнуется в наших жилах, в наших философских нервах” — так патетически характеризует т<оварищ>[13] Лосев Кузанского. Смею, как человек, знакомый с физиологией, указать уважаемому автору предисловия, что даже для т<ак> н<азываемого> epitheton ornaus нельзя наши жилы, то бишь вены заставить реагировать на остроту ума средневекового философа, да вдобавок еще шуметь! Раз, по Лосеву, Кузанский еще не умер, то, спрашивается, для чего же “волновать жилы и [особые] философские нервы”? That is the question, как принято говорить в таких случаях. Я позволил себе эту “патетику” зачеркнуть»[14].

Этот пассаж о том, жив или не жив Кузанский и стоит ли по этому поводу излишне волноваться, не только вызывает невольные ассоциации со ставшим к нашему времени хрестоматийным эпизодом из булгаковского романа «Мастер и Маргарита»: «— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно. — Протестую, — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!», но — что в данном случае важнее — заставляет обратить особое внимание на стиль публикуемого текста.

Так же, как в Предисловии к «Историческому контексту трактата Н. Кузанского “О неином”» (1929), лосевский тон в «<Вводных замечаниях к изданию Николая Кузанского>» предельно броский и эпатирующий. Сошлюсь только (или хотя бы) на провоцирующее сопоставление Кузанского и Канта, продолжающее «борьбу с Кантом» русской философии начала ХХ столетия. Или на вызывающее противопоставление отрефлектированного, глубочайше логического и сознательного синтеза умирающей средневековой культуры «наивному и мифологическому синтезу, появление которого в начале нашей эры оказалось творческим лоном для полутора тысяч лет философской мысли», т.е. на противопоставление рационалистической философской мысли «наивному и мифологическому» синтезу христианства как религии. В таком сталкивании легко узнается голос и стиль автора «Диалектики мифа» с его антитезой «относительной» и «абсолютной» мифологий.

Ж.-Л. Бюффон говорил, что стиль — это человек. Судя по стилю публикуемого текста, Лосев, только что пройдя тюрьму и лагерь, остался тем же, что был до них, сохранив при этом и свое пристрастие к философии Николая Кузанского. Но такая позиция хороша только с точки зрения длительной исторической перспективы, а в 1937-м году вместо лосевского дерзкого предисловия в трансформировавшемся по составу однотомнике Кузанского был помещен анонимный вводный текст «От издательства».

---

[1] Работа выполнена в рамках проекта РГНФ № 11-03-00408а.

[2] Яковлев С.В. «Античный космос» А.Ф. Лосева и учение о максимуме Николая Кузанского // Лосевские чтения. Материалы научно-теоретической конференции «Цивилизация и человек: проблемы развития». Южно-Российский государственный технический университет. Новочеркасск, 2004. С. 18—23; Яковлев С.В. Философия Николая Кузанского в оценке А.Ф. Лосева (по материалам «Эстетики Возрождения») // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24—28 мая 2005 г.). Т.2. М., 2005. С. 743—744; Kapriev G. Ein bewundernswerter historischer Brennpunkt. Die Rezeption des Nikolaus von Kues bei Aleksej Losev // Cusanus-Rezeption in der Philosophie des 20. Jahrhunderts (Philosophie interdisziplinär. B.13). Regensburg, 2005. S.191—209; Шталь Х. «Единое» Платона — корень «неиного» Николая Кузанского? Статья Алексея Лосева о трактате «De non aliud» // Вопросы философии. 2008. № 6. C. 106—121; Яковлев С.В. Николай Кузанский в творчестве А.Ф. Лосева // Бюллетень Библиотеки «Дом А.Ф. Лосева». Вып. 12. М., 2010. С. 87—88.

[3] Включено в раздел «Из неопубликованных работ А.Ф. Лосева» в коллективной монографии: Тахо-Годи А.А., Тахо-Годи Е.А., Троицкий В.П. А.Ф. Лосев — философ и писатель. М., 2003. С. 326—345 (подготовка текста и публикация — А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого).

[4] См.: Тахо-Годи Е.А. О восприятии Николая Кузанского А.Ф. Лосевым: новые архивные материалы к теме // Наследие Николая Кузанского и традиции европейского философствования. Материалы конференции. Verbum. Вып.9. СПб., 2006. С. 187—188.

[5] Там же. С. 190—193.

[6] Там же. С. 194—197.

[7] Stahl H. Das Eine oder Nichts-Anderes? Aleksej Losevs Deutung des Cusanischen „De non aliud“. [Mit Übersetzung von Auszügen aus einem unpublizierten Aufsatz über Cusanus von A. Losev.] // Das europäische Erbe im Denken von Nikolaus von Kues. Geistesgeschichte als Geistesgegenwart / Hrsg. von H. Schwaetzer und K. Zeyer. Münster, 2008. S. 339—380.

[8] Лосев А.Ф. <Тезисы о Кузанском> (подготовка публикации и примечания Е.А. Тахо-Годи) // Бюллетень Библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А.Ф. Лосева». Вып. 11. М., 2010. С. 57—62.

[9] А.Ф. Лосев. <Конспект по истории философии> (подготовка публикации и примечания Е.А. Тахо-Годи) // Бюллетень Библиотеки «Дом А.Ф.Лосева». Вып. 14. М., 2011. С. 52—64.

[10] Тахо-Годи Е.А. О восприятии Николая Кузанского А.Ф. Лосевым: новые архивные материалы к теме // Наследие Николая Кузанского и традиции европейского философствования. Материалы конференции. Verbum. Вып.9. СПб., 2006. С. 186—203 (текст полностью переиздан в 2007 г.: Тахо-Годи Е.А. О восприятии Николая Кузанского А.Ф.Лосевым: новые архивные материалы к теме // Наследие Николая Кузанского и традиции европейского философствования (Verbum. Вып.9). СПб., 2007. С. 235—252). В более развернутом виде и с уточнением ряда фактов работа вышла по-английски: Takho-Godi E. Nicolaus Cusanus in the perception of A.F. Losev // «Nicolaus Cusanus: ein bewundernswerter historischer Brennpunkt»: Philosophische Tradition und wissenschaftliche Rezeption. Akten des Cusanus-Kongresses vom 20. bis 22. September 2006 in St. Petersburg / Hrsg. von Reinhardt und H. Schwaetzer in Verbindung mit O. Dushin. Regensburg, 2008. S. 255—279.

[11] На базе «Соцэкгиза», издательства Высшей партийной школы, издательства Академии общественных наук при ЦК КПСС и Географгиза в 1963 г. было создано издательство «Мысль».

[12] Текст представляет собой машинопись (1-й экземпляр) на коричневатой бумаге плохого качества форматом 210×295мм. Текст машинописи черного цвета. Вложена вместе с фрагментом, озаглавленном нами «<Вступительные замечания к изданию Николая Кузанского>», в газету «Правда» № 9 (6975) от 9 января (суббота) 1937 г. и хранится в черной папке, которую мы условно называем «Материалы по Кузанскому». Еще один экземпляр Титульного листа вместе с рукописью Примечаний к трактату «О неином» и двумя машинописными экземплярами «<Вступительных замечаний>» завернут в газету «Правда» № 96 (7421) от 7 апреля (четверг) 1937 г., на которой рукой Лосева фиолетовыми чернилами написано: «Николай Кузанский».

[13] Буква плохо прочитывается, поэтому не исключено, что стоит не «т.», а «г.», т.е. «господин Лосев», что тогда придает тексту дополнительный смысловой оттенок.

[14] Фамилия редактора однозначно не прочитывается: С. Аленский, С. Аненский, С. Алексеев — ? В выходных данных издания Кузанского 1937 г. редактором тома значится уже совсем другое лицо — Л. Кузмин.

К содержанию Бюллетеня

Вы можете скачать Шестнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/