М. Денн. Об интересе к «Диалектике мифа» и влиянии лосевских идей на Западе | LOSEV-LIBRARY.RU

Бюллетень. Номер шестнадцатый.

ИССЛЕДОВАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ. III

Мариза Денн
(Франция, Бордо, Университет Мишеля Монтеня — Бордо-3)

Об интересе к «Диалектике мифа» и влиянии лосевских идей на Западе

Факт, что лосевская «Диалектика мифа» была издана еще в 1994 г. в немецком переводе (Гамбург, Felix Mainer Verlag, пер. — Эльке Кирстен, общая ред. — А. Хаардт), что в 1998 г. появился перевод Марины Куэляр на испанский язык в Колумбии, в 2000 г. в Будапеште — на венгерский, в 2003 г. — по-болгарски (переводчик — Эмил Димитров), что в том же году появился в издательстве «Routledge» английский перевод, сделанный профессором Университета Огайо Владимиром Марченковым, и что, наконец, в 2006 г. эта же книга была издана в японском переводе профессором Фумиказу Осука, свидетельствует о том, что в разных странах не только западной Европы, но и Америки, и Азии, слависты этими переводами отвечают на определенные запросы и ожидания интеллектуальной среды. Именно «Диалектика мифа» стала главным предметом исследований Аннетты Жубары в монографии «Die Philosophie des Mythos von Aleksej Losev im Kontext Russischer Philosophie», опубликованной в 2000 г. в Германии (Висбаден, издательство — Herrassowitz Verlag), и предметом внимания парижского Соловьевского общества, руководимого Бернаром Маршадье, где в 2007—2008 гг. этой книге была посвящена целая серия выступлений. Можно, наконец, сослаться и на недавно изданную в Польше работу Павла Ройека (P. Rojek) «Rozwinięte imię magiczne. Dialektyka mitu Aleksego Fiedorowicza Łosiewa».

Внимание западных специалистов привлекает то, что отличается новизной, неожиданностью — тем, что одновременно открывает неизвестные стороны русской культуры и может привнести новые данные в гуманитарные исследования на Западе. Интерес к «Диалектике мифа» тоже включается в эту схему: он становится всё более и более широким, так как изложенные здесь Лосевым идеи открывают новые перспективы и могут сыграть роль в развитии гуманитарных наук. Особый интерес, который возбуждает «Диалектика мифа» в научных кругах, в немалой степени связан с тем обстоятельством, что лосевское понимание мифа отличается от обычного истолкования этого концепта на Западе. Я подчеркну два пункта, которые привлекают внимание исследователей не только в области истории философии, но и в области эпистемологии и логики, в качестве способа обоснования разных видов историчности и нового типа междисциплинарности.

Я могла бы ограничиться ссылкой на два уже опубликованных текста, отражающих мои выступления на конференции в Лионе, состоявшейся в 1999 г., и на семинаре о Лосеве, который я вела в Бордо в 2001 г.: «Vitesse de la parole et déploiement du discours: de la “Glorification du Nom” à un fondement de temporalité» (Modernités russes 2, Université Jean Moulin Lyon 3, 2000, p. 221—242) и «La “Мythologie absolue” chez Alexis Losev. Recherche d’un mythe fondateur et justificateur de la spécificité culturelle et historique de la Russie» (Eidôlon, Université Michel de Montaigne Bordeaux-3, mars 2002, 61, p. 203—221). Но к этому необходимо добавить, что уже три года в рамках франко-русского философского семинара (в Париже, в Москве и в Бордо) мы ведем работу с исследователями из разных областей знания (философии, искусствознания, эпистемологии, когнитивных наук, психолингвистики, биологии, биоэтики), причем нас собрал вместе именно общий интерес к произведениям русских философов, среди которых А.Ф. Лосев занимает свое место.

Первый пункт, который я хотела подчеркнуть, касается понятия мифа и специфичного значения, которое Лосев ему придает. Второй касается различения «абсолютной мифологии» и «относительной мифологии» и самого определения этих разных типов мифологии. Важно заметить, что, с одной стороны, через это определение мифа Лосев, полемизируя с Э. Кассирером, продвигает понятие, само по себе совсем чуждое западному сознанию, и что, с другой стороны, посредством отличения «абсолютной мифологии» от «относительной мифологии» он дает современным западным исследователям именно то, чего до сих пор не хватало, чтобы обосновать тот новый подход к действительности, который сейчас требуется в гуманитарных науках. Я имею в виду то, что Лосев дает возможность конкретно понять, как разные подходы к действительности могут сосуществовать в их разновидностях и противоположностях, в то время как продолжает действовать какой-то высший принцип, их объемлющий, превышающий и сглаживающий их различия. И далее: как могут сосуществовать разные типы логики или эпистемологии (классической с претензией на универсальность и — генерических, локальных).

По нашему мнению, актуальность лосевского понимания мифа и связанных с ним абсолютной и относительной мифологий в том, что отсюда, наряду с определенно культурно обусловленным пониманием мифа, следует и другое определение, которое на высшем уровне может являться тем, что Лосев характеризует как «живое субъект-объектное взаимообщение» (определение мифа у Лосева) и что открывает коммуникативный горизонт высшего уровня.

Идея о том, что так называемая «коммуникативная версия исихазма» (Л. Гоготишвили) является не только горизонтом социо-культурно-религиозного общения, но может стать горизонтом и «научного взаимообщения», оказывается результатом некоего скрещения влияний, т.е. влияния, которое лосевские идеи могут иметь на Западе, и влияния, которое, напротив, могут оказать современные западные исследователи, заинтересованные работой с русскими философами, на истолкование самих лосевских идей. В таком контексте и с такой точки зрения, обосновывающей соответствующий тип «научного взаимообщения», называемый западными исследователями также «коллективной интимностью науки» (А.-Ф. Шмид, М.Ж. Пинсарт), открываются новые перспективы не только для сопоставления разных миропониманий, но одновременно и для осмысления нового типа отношений к наукам — не только к гуманитарным, но к наукам вообще, включая и физику, и математику, и биологию, и биоэтику, и искусствоведение, и т.д., включая, в конечном итоге, и саму междисциплинарность и ведя тем самым к методологии наук вообще.

Пионером в этом смысле должен быть признан американский профессор Джордж Клайн, который на конференции о Лосеве, организованной профессорами Д. Скенленом и В. Марченковым в Колумбусе (США, штат Огайо) представил Лосева не просто в «узких» рамках русской философии, но как самостоятельного мыслителя, подчеркнув сложность, парадоксальность и новизну его мысли, показав большую значимость его наследия, соответствующую ожиданиям западных специалистов, желающих обновить и развить гуманитарные науки.

В 2008 г., на конференции в Бордо, которую мы как организаторы посвятили творчеству Лосева в контексте европейской культуры, такая тенденция была еще заметнее. Среди докладчиков из зарубежья (западных стран и Японии) могу сослаться на тех, кто посвятил свои выступления актуальности и оригинальности лосевской мысли в контексте современных гуманитарных наук и особенно теории семантики (Х. Куссе, Германия), теории языка (Ф. Осука, Япония и К. Гидини, Италия), теории знака (Н. Фраппе, Франция), теории символа (И. Данилова, Швеция), теории музыки (М. Узелац, Сербия). Что касается меня, то, опираясь на последние публикации Л. Гоготишвили, В. Троицкого и Е. Тахо-Годи, я в своем докладе на этой конференции попыталась показать, какие еще темы в изучении Лосева могут сегодня привлечь внимание исследователей в области философии языка, философии математики и литературы.

Сейчас настал момент, когда влияние Лосева на Западе начинает становиться более очевидным. Об этом свидетельствует интерес некоторых математиков (С. Динер, Ж.-М. Кантор), историков математики, например, известного специалиста по истории русской науки Л. Грэхэма. К их числу можно добавить, например, во Франции, А.-Ф. Шмид и исследовательский коллектив, образовавшийся на основе не-философии и нестандартной философии (или квантики) Франсуа Ларюэля.

Благодаря расширяющемуся интересу к ряду аспектов лосевского творчества, речь уже может идти о влиянии лосевских идей на Западе. Это касается тех идей Лосева, которые способны привнести в западную философию, в западные науки или в западную методологию наук специфичные черты, произрастающие из самой русской культурной традиции и из ее восточнохристианских и византийских истоков. И «Диалектика мифа» занимает тут, несомненно, первое место.

К содержанию Бюллетеня

Вы можете скачать Шестнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/







'







osd.ru




Instagram